Сказания о Куме

текст: Анна Иванова (mamzel)
03.05.2007

Невыдуманные истории из курсантского фольклора ЧВТКУ

P

Сказание первое:
Шеф-поварP

Дело было в Судаке, в середине июля. Маленький домик у самого моря, когда-то чистый и беленький, но теперь изрядно облупившийся, щурился на восходящее солнце подслеповатыми окошками с выгоревшими голубыми ставнями. В палисаднике пыльная сирень о чем-то тихо шушукалась с розовыми мальвами, вымахавшими выше человеческого роста. Из темных недр всевозможных сараек и сараюшек, коим только сама хозяйка, баба Нюра, знала назначение и счет, доносились то дробный перестук козьих копытец, то сонное довольное похрюкивание кабанчика, то элегические вздохи коровы. На крыльце, застланном вязаными круглыми тряпичными половичками, рыжий полосатый кот, свернувшись клубком, вкушал заслуженный отдых после ночных подвигов. В конуре возле хлева, высунув наружу остроухую голову и положив ее на лапы, спал большой серый пес.

Даже во сне пес то и дело настораживал уши и принюхивался. Один раз, услышав какой-то шорох и скрип, донесшийся из распахнутой двери летней кухни, он даже открыл глаза и чуть приподнял морду, намереваясь гавкнуть... но передумал.

Пес еще не решил для себя, как следует относиться к четверым странным и шумным чужакам, которые появились вчера вечером, усталые, пыльные, но веселые, и прежде чем водвориться в летней кухне, до ночи перетаскивали туда из сарая и кладовки всякое пропахшее нафталином и лавандою барахло скрипучую кушетку, полуразвалившийся диван, чиненую-перечиненую раскладушку... смеялись... шумно спорили, где кому спать, пока наконец не догадались бросить спички в соломенную шляпу, а потом отправились на пляж и вернулись глубокой ночью, чем весьма рассердили и пса, и бабку...

С одной стороны, они были чужаки, а чужаков следовало с яростным лаем гнать со двора для того серого пса и держали здесь. С другой стороны, когда пришлось одного цапнуть за ногу, легонько, для порядка, бабка вместо того, чтобы похвалить сторожа и угостить его косточкой, запустила псу в морду калошей: «Так твою растак! Люди деньги плотят, а ты ищо кусаться? От я тя щас!»

Что такое деньги, пес не понимал. Но, забившись в конуру и облизывая нос, по которому его больно шмякнула бабкина калоша, серый пришел к выводу, что с пришельцами лучше не связываться. По крайней мере, на глазах у бабки.

Пес опять опустил умную морду на лапы и уже намерился было досмотреть прерванный сон о ливерной колбасе и сардельках, как вдруг из летней кухни раздался один из самых гнусных, несуразных, идиотских звуков, какие только изобрело скудоумное человечество для осквернения блаженной предрассветной тишины: истошное тарахтенье старого механического будильника!

Пес, из чьей пасти упорхнула призрачная сарделька, громким лаем принялся выражать свое возмущение. В летней кухне кто-то шепотом выругался сквозь зубы. Слышно было, как будильник хлопнули ладонью по кнопке, да так, что он свалился на пол и покатился, отчаянно дребезжа всеми своими разболтанными шестернями и всё равно героически продолжая вопить, точно орущий песню протеста пьяный демонстрант, видно, кто-то из чужих, именовавших себя «курсантами» (это было еще одно слово, совершенно непонятное для серого пса), спросонья не рассчитал как следует силу и направление атаки.

К звону будильника и собачьему лаю присоединились сдавленная ругань, скрип кушетки, шлепанье босых ног по полу: ах, чтоб тебя, зараза ты этакая! Фитюлька, коробчонка с железячками, величиной чуть побольше крупной сливы а шуму, а треску! Спросонья подумаешь батальон котов несется на кухню за халявной рыбой, солдатские жестяные миски на хвосты прикрутив! Вот уж точно: чем мельче кака, тем больше вонизма!

Наконец мелкая механическая пакость умолкла, захлебнувшись собственным верещанием. А из кухни выбежал один из «тех» черноволосый, худой, уже успевший загореть и на цыпочках, то и дело морщась, когда под ноги попадался острый камушек, направился прямо к собаке, что-то сжимая в кулаке.

Тихо, Руслан, тихо... Отставить... Отбой воздушной тревоги! Да тихо, говорю! Ну что за псина вредная, сейчас ведь всех перебудит!
Подошел, присел на корточки совсем рядом с серым волкодав даже лаять перестал от такой наглости. Губу наморщил, показывая желтоватые клыки, и, басовито ворча, уже примеривался, за что лучше ухватить дерзкого благо тот как вскочил с постели, так и выбежал во двор в одних красных купальных плавках, которые так и не снял со вчерашнего вечера.P

Ну вот, Русланище, вот умница, молодец, хороший собакевич... На вот, держи! Разжав кулак, он поднес чуть ли не к самому собачьему носу потную ладонь, на которой лежали три слипшиеся карамелины. Руслан жадно принюхался. Даже ворчать перестал.
Да на, на! Ешь, Руслан! Лопай, Русланище! Мы свои, у нас можно брать!

Руслан, всё еще глухо ворча, придирчиво обнюхал подношение, потом внимательно и недоверчиво уставился в лицо дерзкого чужака светло-янтарными волчьими глазищами; наконец, решившись, пес хамкнул разом все три конфетки и жадно захрустел. Чужак так и сидел рядом, и руку не убирал. Пес проглотил угощение, облизнулся, еще раз обнюхал липкую курсантову ладонь пахло кисло-приторно, карамелью и дешевым одеколоном. Не ахти, конечно, но все же лучше, чем табачная вонь. Руслан решил, что, по крайней мере, с этим курсантом (которого другие вчера называли «Кум»), вполне можно завести знакомство. Ткнулся в Кумово плечо мокрым холодным носом, лизнул. Кум, улыбнувшись, положил руку на песью остроухую голову, почесал за ухом, осторожно выдрал из густой шерсти застрявший репей, до которого Руслан никак не мог дотянуться: «Хороший песик... Хороший... Умница...» Потом потрепал пса по холке Руслан пару раз лениво вильнул хвостом. Пакт о ненападении можно было считать заключенным. Умиротворенный Руслан полез в конуру, а Кум, восстановив тишину и спокойствие, поплелся, зевая, обратно в кухню.

На ходу Кум размышлял о том, какому идиоту взбрело в дурную башку завести будильник и испортить первое по-настоящему каникулярное утро. «Шушера, конечно кому ж еще-то? А он, видите ли, так привык! Ну да, Игореха говорил вчера, что надо бы на пляж выбраться пораньше, пока все места не забили... Но ведь не в шесть же утра, черт его дери! Он бы еще старшине позвонил... Дубина, идиот, вахлак деревенский... Чудак на букву мэ! И, главное, догадался, куда эту дрянь поставить мне под ухо! А сам, вон, дрыхнет без задних ног... И эти тоже... Тьфу, чтоб ему!»

Летняя кухня представляла собой тесное, темноватое, щелястое строение из посеревших от времени досок, с земляным полом, которое курсанты вчера вчетвером заставили всякой мало-мальски пригодной для спанья рухлядью так, что не пролезешь и не пройдешь. Товарищи Кумовы, не обратившие никакого внимания на лай и трезвон, спали самым беспробудным сном, каким только может спать курсант за два часа до подъема.
Да, до подъема оставалось именно два часа. Это Кум установил, взглянув на свои часы, которые он накануне вечером самым тщательным образом завел и проверил. Кумова «Молния» честно показывала четыре утра. Тогда как на будильнике, когда Кум нажал кнопку, было шесть!

«Че-ерт! чуть во весь голос не завопил Кум. Так этот... Этот... Он же еще и часы перевести забыл! Твою дивизию!! Ну всё, Андрюшатина!! Допрыгался!!» Кум бросил испепеляющий взгляд в дальний угол, где на раскладушке, нежно обняв худосочную подушку и отбросив простыню, дрых без задних ног тоже в одних плавках, только синих злосчастный Шушера, белобрысый, прыщавый, с красным, вечно сопливым и шмыгающим носом и унылым, длинным, отменно некрасивым лицом, которое печать интеллекта могла бы только испортить.

Кум хищным взором обвел кухню, прикидывая, какого рода возмездие подобает идиоту Шушарину по всем законам божеским и человеческим. Потом схватил с колченогого ободранного стула злополучный будильник, подкрутил стрелки, завел теперь уже на крымские шесть часов. Нежно прижал его обеими руками к голому животу, чтобы согреть своим теплом иначе нельзя: почует гад-Андрюха, проснется, и пропала вся хохма! Затем Кум на цыпочках подкрался к спящему Шушере и с величайшей осторожностью, будто это была бомба с часовым механизмом, сунул взведенный будильник в Шушерины трусы. После чего так же осторожно прокрался к своей кушетке, лег и уснул сном младенца...

***

А пока Кум спит, я, с вашего позволения, поближе познакомлю вас с ним, а заодно и с остальными.

Итак, прежде всего, позвольте вам представить: Кум. Восемнадцать лет, стройная фигура, уже сейчас, после первого курса с явным намеком на будущую лихую офицерскую выправку, симпатичная физиономия с чертами пусть и не идеально правильными, но чрезвычайно выразительными. Большие голубые глаза. И ум в этих глазах светится живой, бойкий, изобретательный ум скорее авантюриста, чем солдата! Римский профиль, угольно-черные густые волнистые волосы, везде, где положено темная шерстка, на губе легкая тень, которая только и ждет возможности проявиться в щегольские усики, ах ты, курсант-курсантёнок, пушистый, как котенок! Уже сейчас чудо, как хорош. А уж каков будет на выпускном, в аксельбантах, в парадке да в золотых погонах...

А что не шкафище двустворчатый и не колокольня в форме так ведь на то он и танкист, а не громила-десантура какой-нибудь, которому прикажи в танк залезть, так он, усевшись, один всю машину займет и коленки на уши забросит, если еще, протискиваясь в люк, не повторит подвиг рядового Виннипухова!

В списках Челябинского Танкового наш герой значится как курсант Касьяник Александр Вадимович, 196.... года рождения, ...рота, командир экипажа ... ефрейтор, отличник боевой и политической подготовки, спортсмен... и т.п. Высокое Начальство к нему благосклонно, поскольку Касьяник с младых ногтей в совершенстве постиг науку быть у Начальства на примете, не доставляя оному Начальству хлопот. А если и доставляет таковые (не Высокому начальству, а самому что ни есть непосредственному) то всегда не по своей вине; более того это неизменно происходит вопреки Касьяниковой доброй воле и усердию!

Нежная и пламенная страсть к благородной военной науке переполняет курсанта Касьяника. Все убеждены, что по натуре своей Касьяник исследователь, отважный первопроходец и воин, смесь Суворова с Колумбом и Берингом. К сожалению, в эту смесь, судя по всему, Господь по рассеянности влил изрядную дозу солдата Швейка. Посему ротный старшина Кравчук при виде ефрейтора, спортсмена и отличника делает зверское лицо и ворчит в прокуренные усы что-то вроде: «Принес ведь черт придурка на мою голову (далее нецензурно)!».

***

В том, как Саша Касьяник оказался в танковом училище, можноP усмотреть перст Судьбы. Родом Касьяник из Ильичевска, небольшого городка под Одессой. Недалеко от этого тихого городка в деревне жили Сашины дедушка и бабушка, которые, как и положено, в единственном внуке души не чаяли. Вот и забирали его к себе на всё лето.

А в трех километрах от деревеньки был полигон. И Саня с компанией пацанов отправлялся туда в экспедиции. За патронами. Для фейерверков. И драл же дед Иван Сашке уши за эти фейерверки а все едино из мальчишек мальчишечью дурь не выдерешь!

Не попадалось патронов обходились стреляными гильзами. Один раз даже пару снарядных приволокли дед к ним потом ручки приделал, получились ведра. Хорошие вот только тяжелые, заразы, сил нет! Бабка Наталья вслух ругала Сашку на чем свет стоит, а втихомолку похваливала: хозяйственный мужик растет, добытчик!

Так вот, вообразите себе: отправляется в один прекрасный июльский день десятилетний Сашка с тремя друганами в очередную экспедицию благо, дед с утра в соседнюю деревню в гости уехал.

Пришли. Ну, что полигон как полигон: пустырь, вдоль и поперек изрытый окопами; земля гусеницами укатана и сапогами утоптана до того, что ничего на ней не растет так, торчит кое-где сухое, желтое, колючее будыльё, от которого неделю не кормленный верблюд и тот отвернулся бы.

Никого. Огромное поле, одно на четверых. И гильзы в окопах желтенькие, блестящие, так и манят: давайте, пацаны, набивайте карманы, пока никто не видит! Пацаны и рады стараться а Сашка проворней всех. А что моторы какие-то рычат вдалеке так и пусть себе рычат, и фиг бы с ними!

Сидят пацаны возле разбитой мишени, добычей друг перед дружкой хвастаются. Про всё на свете забыли. А по полигону танки идут. Ромбом. Ученье у них. Целый полк прёт. А может, и дивизия. Ближе ближе ревут, перемалывают траками землю вместе с будылями Вони, лязгу, пыли! Ничего не разглядеть в пыли. А уж тем, кто в танках, тем более ничего сквозь стеклышки смотровых щелей не видно. Да и что разглядывать? Кому, кроме военных, на полигоне быть? Колючая проволока по периметру есть? Есть. На въездеP щит с предупреждением стоит? Стоит. И шлагбаум имеется. Еще и часовой в будке есть, с АКСом. И про мальчишек, которые на полигон за патронами бегают, в Уставе ничего не написано. А про что в Уставе не написано, того, вроде как, и вовсе на свете нет!

Оглянулся Сашка и аж подскочил:
Гля, кричит, пацаны! Танчики! Во класс, слушай! Пошли, позырим!
А не задавят?
Не задавят! храбрится Сашкец. Мы от них в окоп спрячемся. Ништяк! Я в кинушке такое видел!
Ладно, погнали!
И погнали. Навстречу танкам. Идут, хохочут, орут Ну, пацаны они пацаны и есть. Герои-панфиловцы, драть их некому. Но в окоп все-таки успели спрыгнуть. В последний момент. А потом чуть ли не до вечера вылезти не могли. Выглянут а на них чудище железное несется, ревет, гусеницами скрежещет! А уж когда по мишеням из орудий начали садить!..

Перетрусили мальчишки, сидят на дне окопа, дрожат, съежились, как котята под дождем, чуть не плачут. Задрожишь, когда этакая махина на тебя надвигается! Один Сашка в восторге: вот это машинищи! Ну сила! Ну красота! Вот бы прокатиться хоть разик...
Пришли домой затемно дома, конечно, уже все на ушах стоят, дед спасательную команду собирает, бабка валокордин на сахар капает. Выпорол дед Сашку, отругал, домой пригрозил отослать: «Будет те ужо полигон, собачья отрава! Будут тебе танки!» Бабка на кухне возится, причитает: и что, мол, только из тебя вырастет, из неслуха этакого? А Сашка возьми да и бухни: «Танкист вырастет!» Засмеялись дед с бабкой:P иди, мол, дрыхни танкист!

Смех смехом, а Сашка вырос и укатил в Челябинск «на танкиста учиться».

***

Однажды (дело было уже в середине курса) Саше пришло письмо, толстое, с целой пачкой фотографий на Новый год собралась у Касьяников вся ближняя и дальняя родня, отец целую пленку на них истратил и послал сыну. Полказармы сползлось вечером к Сашке на кровать «фотки позырить»: хоть и чужие люди на снимках а всё развлечение. «Это мама, это тетка, объясняет Саша, а вот это моя кума» (Было однажды дело: летом,P в деревне у бабки попал Сашка на крестины, и пригласили его с двоюродной сестренкой, смеха ради, в кумовья конечно, не в самом деле, а так, дали постоять рядом с настоящими кумом и кумой).

PЗначит, кума? переспросил ехидный Игореха Клец, Сашкин сосед по койке.
Ага, кивнул Касьяник.
А ты ей, выходит, кум?
Так точно, кум!

С того дня Сашку иначе как Кумом никто в роте и не называл. ИP сам он до того к этому прозвищу привык, что пару раз даже выговор схлопотал за то, что не сразу откликался на «курсанта Касьяника»

Теперь об остальных. Ну, о белобрысом Шушере, который у Кума наводчиком, вы некоторое представление уже имеете. А дабы характеристика была исчерпывающей, добавлю, что рассерженный Кум ничуть не преувеличил: вся рота, не исключая и ротного командира, капитана Лыскина, сходится во мнении, что в гильзе стреляной и то больше мозгов, чем в Шушериной голове. Но беда даже не в том, что Шушера петый дурак. Хуже всего то, что вся мощь железной, таранной, победоносной Шушериной дури брошена на соблюдение Устава и внутреннего распорядка. По Шушериному, всё неизменно должно быть так, как должно быть. Случай с будильником наглядное тому доказательство.
Рядом с Шушерой, на разложенном продавленном диване храпит, что называется, во всю насосную завертку Лёха Павлюк, Кумов механик-водитель, «козак» и «щирый хохол», чернобровый и черноокий. У Лёхи круглое, как паляница, румяное лицо, черные жесткие волосы торчат во все стороны, как ни причесывай; рост наполеоновский, зато кулачищи с детскую голову, и плечи с трудом пролезают в танковый люк. Павлюк Куму и Шушере ровесник, но те парнишки, а Лёха уже мужик. Основательный. Спокойный. Умный не каким-нибудь возвышенно-философским, а самым что ни есть практическим, житейским умом. Правда, в науках не очень-то силен: что Кум пробегает глазами пару раз, то Павлюку приходится штудировать целый вечер. Зато уж если Лёха что-нибудь выучил и понял, то это на всю оставшуюся жизнь, аккумуляторной кислотой не вытравишь.
Разозлить Павлюка что танк с места на дыбы поднять. Но уж если вам это удалось ноги в руки, и бегом марш в санчасть, потому как, если Лёха вас поймает а он поймает, не сегодня, так завтра! вы всё едино на лазаретной койке окажетесь. А еще Лёхе время от времени привозят с оказией из родной Таращи, «с-п i д Киеву», посылки с домашней колбасой и копченым салом. Колбасу он нарезает тонюсенькими ломтиками на всю роту, а вот салом угощает только старшину Кравчука и свой экипаж (если останется). Рота не обижается: без сала, в принципе, жить можно, а вот хорошее настроение начальства вещь гораздо более важная!

И, наконец, четвертый в компании уже упомянутый мною Кумов сосед по койке Игореха Клёц, для друзей Клёцка, для девчонок Клёценька. Этот в роте на особом счету: папаша у Клёцки подполковник, командир батальона не жук чихнул! А маман в училище библиотекой заведует, над своим единственным Игорешей трясется, аки садовник над розой, как бы не простудился, как бы не ушибся да как бы в историю не впутался! Клёцка лентяй,P хвастун и неисправимый донжуан, из тех, кому деньги карманы прожигают, благо, денег у него всегда полно, спасибо дорогому папочке. Девок инязовских к Игорехе как магнитом тянет (когда Клёценька при деньгах). Клёцка рыжий, курносый, конопатый этим гордится, мнит себя Аленом Делоном и при каждом удобном случае вертится перед зеркалом. «Фу ты ну ты, красавец! Штаны монтана, очки сюзана, два агдама, три стакана и феличита!» шепотом цедит сквозь зубы Шушарин, исходя завистью, но если Клёцка чем-нибудь вкусненьким угощает, то Шушера это сметает на счет раз-два.

***

Именно Клёцка, точнее его мамаша, и вытащил Кума, Шушеру и Павлюка в Судак. Перед самыми каникулами было дело: подцепил Клёц Неотразимый на дискотеке девицу, врезался по уши а девица оказалась мамкой-одноночкой. У которой образование восемь классов, девятый коридор, должность уборщица, а единственное достояние трехлетний Павлуша, неизвестно от кого заделанный по глупости. Вообразите себе физиономии товарища подполковника и, особенно, мадам подполковницы, когда перед ними встала во весь рост перспектива заполучить этакую сноху! Естественно, Клёцы приняли меры девахе сунули отступного, а Игорёшу срочно отправили греться на крымском солнышке.

Но одного отправлять побоялись: как бы еще какая-нибудь хваткая девочка не нашлась! Мысленно пересмотрев список Клецкиных приятелей, подполковница остановила свой выбор на Касьянике: неглуп, учтив, подтянут, в порочащих связях не замечен, в библиотеке спрашивает исключительно военные мемуары да исторические ученые труды (фолианты эти Кум торжественно водружал на тумбочку, регулярно стирал с них пыль, клал в них красивые закладки но читать эту мутотень?! Ну нет, Кум еще не настолько сбрендил!)
Выслушав предложение подполковницы, Кум мысленно завопил: «Ура!» а вслух сказал, придав лицу по возможности возвышенно-трагическое выражение: «Не, Елена Ивановна Я без своих ребят не поеду» (Знал, шельмец, что он подполковнице нужен до зарезу иначе бы не просила! и понимал, что грех не извлечь из этого выгоду. Да и потом, ведь не думаете же вы, что Кум на полном серьезе стал бы следить, кого там Игореха на пляже кадрит, да еще выяснять «ее» реноме и социальное происхождение? Пусть Шушера с Павлюком на Клецкины матюги нарываются у Кума и другие дела есть!)

Подполковница чуть не прослезилась от умиления, подполковник скрипнул зубами, но дражайшую супругу сердить не посмел, и экипаж Касьяника, вместо того, чтобы в составе караульной роты охранять священные стены родного училища (чтоб ему провалиться!), аки стайка перелетных ласточек, унесся в благословенный Крым.

И снова тишина лопнула от мерзкого звона. Кум, старательно притворившись спящим и прилагая отчаянные усилия, чтобы не прыснуть, смотрел сквозь полуприкрытые длиннющие ресницы, как полусонный Шушера подскочил, будто его током дернуло; как он бестолково крутился и метался по кухне, при этом зловредный будильник всё дребезжал и дребезжал прямо за спиной у несчастного наводчика, а где хоть убей, не разберешь! «Нет, ну чо такое-то?!» чуть ли не в пятый раз заглядывая под кушетку, растерянно шептал наводчик. От звона проснулись Клецка и Павлюк,P завозились в постелях, забурчали недовольно.

Наконец Шушера, у которого от поисков невидимого будильника уже голова шла кругом, потерял равновесие и, растопырив руки, с размаху шлепнулся прямо в объятия Павлюку. Леха, не просыпаясь, сгреб Шушеру в охапку и швырнул аккурат на кровать к Игорехе. Пробормотал сквозь сон: «Тю на тебя, скаженний!» и перевернулся на другой бок. «Да, Лёха, на фиг! В натуре три вагона! взвыл Клецка, сталкивая с себя Шушеру и потирая ушибленное пузо. Андрюха, иди в баню! Ты б еще три раза кукарекнул совсем было бы хорошо!»
А чо кукарекать-то? недоуменно уставился на Клецку Шушера. У меня будильник есть.
Да уж все слышали, что он у тебя есть! огрызнулся Клецка, весь учебный год только о том и мечтавший, чтобы выспаться как следует. Мы вообще отдыхать приехали, или где? Дай сюда свой сраный будильник я его на фиг в сортир выкину!
Ну чо ты... Хороший будильник... Только вот куда он..? умаявшийся Шушарин с размаху плюхнулся тощим седалищем на раскладушку. Жалобный скрип ветхого ложа слился с хрустом оргстекла и воплем Андрюшатины:
Бли-ин! Слышь, Игорех, а он чо так тут и был? выудив наконец из трусов останки будильника, Андрюха с тупым изумлением уставился на них.
Ну, Шушера! покатился со смеху Клец. Ну, ты извращенец!

Окончательно разбуженный Клёцкиным хохотом Леха сел на постели и, протирая кулаками глаза, сердито осведомился, «чього» Клёцка «с самого ранку ржет, як скаженний», и не «с глузду» ли Клецка с Андрюхой «зьихали». Шушера, торопливо одеваясь и обиженно шмыгая носом, принялся рассказывать всё, как есть. Павлюк слушал, вытаращив глаза, а выслушав, многозначительно переглянулся с Клёцем и сокрушенно покачал головой. Потом оба пристально посмотрели на совершенно растерянного Шушеру.

Та-ак, зловеще протянул Клёц. Это уже не голубизна. Это кое-что похуже.
Та тю на тебя! Яка тут, к бису, голубизна! На то у нього и розуму нэ хватыт! вступился за товарища Павлюк. Но не успел Шушера устремить на механика благодарный взгляд, как Лёха продолжил:
Не, он, похоже, сьел щось нэ тэ! Вот бабку-то поймать бы да спросить: чем квартирантов годуешь, стара ведьма? Шо воны у тэбэ ночью у штаны
Будильниками! перегибаясь пополам от хохота, с трудом выдавил из себя Клёц. Ой, не могу! Ну, Шушера!

Шушера угрюмо молчал, уставясь в пол. В его дремучем мозгу медленно, как квас в холодильнике, созревала мысль о том, что сам по себе будильник со стула в трусы переместиться не мог будильники ходить не умеют! А сам Шушера его тем более туда не засовывал. Потому как не по Уставу. И раздавить можно. А за будильник деньги уплочены. Кум с вечера спит пушками не разбудишь. Значит или Лёха подшутил, или Клёц. Вообще-то, за такие шуточки можно и по морде. Но у Лёхи кулачищи. А у Клёца папаша. Боязно. Шушера растянул губы в дурацкую улыбку, притворяясь, будто его тоже донельзя смешит эта история. Что касается истинного виновника, то он по-прежнему усердно делал вид, что безмятежно спит и вовсе тут ни при чем.

На курсантский гомерический хохот прибежала бабка Нюра и принялась ворчать: ржете, мол, как жеребцы на овес всех кур перепугали, и вообще всякими глупостями и в казарме можно заниматься; чем без дела валяться, шли бы лучше завтракали, да на пляж отправлялись!

Последнее относилось к Куму, которого после этих слов весьма решительно растолкали и стащили на пол, как он ни брыкался и ни посылал всех в самые теплые края.

Позавтракали наскоро молоком с булкой в тесной бабкиной кухоньке. Пока остальные собирались на пляж, хозяйственный Павлюк решил договориться с бабкой насчет ужина (на обед думали поискать где-нибудь в городе шашлыков). Но бабка неожиданно уперлась, и издевательски-наставительно проскрипела, что ей, чай, не двадцать лет, чтобы впридачу к огороду и скотине еще и варить на четверых, что курсанты не малые дети могут и сами прокормиться, и что ей заплатили только за постой, но не за пищевое довольствие: «Оштавьте одново дежурново, и пущай он вам кашеварит! А жавтра друхово Уж как-нибудь решите промеж собой А то что ж такое вжрошлые парни, а толку Да не шлендайте по штоловкам-то, а жготовьте и обед, и ужин! А что те шашлыки то ли иш порошя, то ли иш кота, шерт ведь их ражберет-то...»

Павлюк был не против конечно, при условии, что кашеварить останется не он.
Уже хотели тянуть жребий на спичках, но тут Шушера вылез с рацпредложением: мол, по уставу дежурного назначать положено, а не выбирать по жребию! Пусть, мол, Кум остается он уже море видел! (Ну очень хотелось Шушере на ком-нибудь отыграться за свой афронт с будильником, да притом так, чтоб самому по лбу не получить).
Сварганишь обед, Кумище?
А куда же я денусь-то!

И действительно, куда бедняге было податься? Курсанты рванули на пляж, а несчастный Кум, чувствуя себя Золушкой, которую фея-крестная вместо бала отправила на субботник, удалился в летнюю кухню, бухнулся на кушетку и снова заснул. Проснулся около полудня, вспомнил про наряд на кухню, забрался с ногами на скрипучую кушетку и предался размышлениям о своей горькой участи.

«Вот влип! думал Сашка. И опять этот Шушера, черт бы его взял! Ну, я ему...» Кум сжал кулаки. Не вылези Андрюха со своим дурацким мнением, все тянули бы жребий, и Куму вполне могло бы повезти. «А теперь сиди, парься, как идиот! Все на пляж, а потом в город... на дискач к ВВСам... а там девочки из дома отдыха... Клецка, небось, такой кадреж разведет! А я что? Рыжий, что ли?» тут Кум вытащил из дорожной сумки зеркальце и не без затаенного удовольствия полюбовался собой. О нет, рыжим Кум не был. В отличие от Клецки. Которому, как считал Кум, гораздо более подобало возиться с обедом и ужином. Вот вытянул бы сейчас Клецка короткую спичку и чистил бы, как миленький, картошку, и плевать бы, что он подполковничий сынок! Жребий выпал, судьба распорядилась. А так... Тьфу, черт их всех дери!

Не говоря уже о том, что кулинар из Сашки был как из собаки космонавт. То есть, под страхом голодной смерти Кум, конечно, что-нибудь да сварганил бы, и вы бы это даже съели, но что за кошмары вам бы снились после подобного ужина одному Господу ведомо.

Бурду состряпаешь друзья-товарищи бока намнут. А сготовишь вкусно они тебя так и будут потом припахивать на дежурство под самыми невероятными предлогами, и против особо не попрешь: их, как-никак, трое! Да, блин горелый Ситуация

Кум еще некоторое время сидел, понурив голову, тихо матерясь сквозь зубы и выдумывая для Шушеры самые страшные казни, вплоть до зачисления в МГУ на физфак, но выхода не было. Надо было приниматься за стряпню. Кум тяжело вздохнул, выудил из-под кушетки пакет с провизией, которой вчера «на всякий случай» запасся, сбегав на рынок, предусмотрительный Павлюк, и лениво принялся перебирать его содержимое. Та-ак Одна, две, четыре десять крупных крепких картошин, пара луковиц, по пучку петрушки и укропа полбулки хлеба и о! Шматок копченого сала! От сердца оторвал Павлюк!

Да Негусто.

И что Куму прикажете с этой картохой делать? Сварить? Можно. Но лучше пожарить. Жареная картоха, с хрустящей корочкой, да с лучком, да с зеленью, это что-то! Кум даже украдкой облизнулся, вообразив себе шкворчащую сковороду. Да... Картошечка... Сколько раз, бывало, после отбоя, набив пузо шрапнелью, лежишь и воображаешь себе... Аж слюнки текут!

Да, но чистить ее, родимую! Но лук резать! Да сидеть, как привязанному, следить, чтобы не подгорела! Да ладно бы в городе, где газ и водопровод, а то ведь воду таскать, печку топить! Чего доброго, еще и дрова колоть придется! В то время как остальные... Твою дивизию под ревизию!!

У Кума мелькнула отчаянная надежда, что, может быть, Павлюк просто не сумел найти правильный подход к зловредной бабке, тогда как он, Александр Касьяник, с его небесной сини глазищами иP неотразимым обаянием...

Но бабка была неумолима. И бабку вполне можно было понять: разговор с подполковницей (которая приходилась дальней родней знакомым дочкиных знакомых) был о том, чтобы приютить на пару недель одного оболтуса, а в итоге на бабкину голову свалился явочным порядком чуть ли не целый взвод; бабка ну что поделаешь! согласилась пустить к себе всех четверых балбесов, однако стряпать на эту ораву она не нанималась; но главное, старухе наконец-то, впервые с тех пор, как дочка ее, выскочив замуж, укатила в Ялту, представился случай кем-нибудь покомандовать!

Высказав всё, что она думала о современной молодежи, бабка чуть ли не за руку втащила Кума в кухню, подвела к печке, вручила ему большой нож, тупой хоть верхом садись, и тяжеленную чугунную сковороду величиной чуть не с колесо от «Колхиды». Показала, где стоит бутыль с растительным маслом (сало Кум, понюхав, благоразумно решил припрятать: на таком сале жарить что АКСом гвозди заколачивать!), соль и спички. Затем в самых недвусмысленных выражениях велела несчастному перестать околачивать груши и приниматься за дело. Тем более, что дело, по ее словам, было проще пареной репы только масло перед тем, как класть в него картошку, надо как следует разогреть. И ушла на огород полоть, поливать, и чего там еще положено по агротехнике...

Кум с самым похоронным видом сидел у обшарпанного кухонного стола, накрытого вытертой кое-где до дыр старенькой клеенкой, и яростно обтесывал тупым ножом картошку, повторяя шепотом все известные ему ругательства, а запас у него был большой! Одновременно он лихорадочно пытался вспомнить, как бабушка Наталья в деревне растапливала печку но воспоминания были довольно смутными. В конце концов Кум махнул рукой: ладно, дров насуем и подожжем, если чего бензинчику плеснем, авось, что и получится.

Но если и завтра такая же фигня выйдет Ведь это же, братцы, застрелиться и не жить! Нарезать картошку И на сковородку высыпать А масло перед этим разогреть Как следует Как следует разогреть Глаза Кума медленно сощурились, в них появился зловещий блеск. Но почти сразу же лицо его приняло самое что ни есть ангельски-невинное выражение: «Так, братцы-кролики! Сейчас я вам разогрею!»

... Егоровна! Е-го-ров-на! Тетеря глухая, мать твою!
Чаво?
Горишь, вот чаво! Гля, дым-то у тебя из окошка на всю улицу!
Ох ты ж, Хошподи, Боже ж мой милоштивый!!! бабка всплеснула руками (тяпка тяжело бухнулась, пробив зияющую брешь в стройных рядах луковых перьев), и, как танк, проломившись сквозь кусты смородины, теряя шлепанцы, помчалась к дому со всей быстротой, на какую только были способны ее старушечьи ноги.

Из окна кухни валил серый вонючий дым. Бабка схватилась за сердце. Ох уж эти курсанты, чтоб им всем...
Взлетела на крыльцо, рывком распахнула дверь, вбежала в кухню и остолбенела.
Хошподи! Шариша небешная! Эт шо ж такое?!!
Ну, баб Нюра... Вы ж сами сказали: масло надо как следует разогреть...
Бедная бабка так и села.

Насколько она могла разглядеть сквозь густой дым, который Сашка безуспешно пытался выгнать в окно, бестолково размахивая безнадежно вымазанным в саже кухонным полотенцем, кухня вся и стол, и пол, и печка, и табуретки, даже стены и чуть ли не лампочка на потолке была залита и забрызгана грязной водой и усыпана нарезанной картошкой вперемешку с очистками; лампочка, кстати, лопнула; сковородка, казалось, побледневшая и похудевшая от ужаса как потом выяснилось, под действием жара от раскаленной докрасна плиты с нее кусками поотваливался многолетний нагар валялась в углу, а на печке гордо красовались два перевернутых ведра для воды и помойное. Занавески были все в копоти, любимая бабкина чашка разбита вдребезги, та же участь постигла горшок с глоксинией, а уж во что превратился недавно отстиранный полосатый красно-синий половичок...

Ты што, кожа тебя жадери, куршант? выдавила наконец бабка. Пожарные ушенья уштраивал?!
Баба Нюра Баба Нюра Кум с ужасом увидел, что старушка нагибается за веником. Баба Нюра!
Да я уж тритшать лет как баба Нюра! У тебя што, руки иж жаднишы раштут?! Ушю куфню уделал! Хату шуть не шпалил к швиням, прошти Хошподи! Да я ж тебе Кум чудом успел увернуться. Но следующий удар достиг цели.
Баба Нюра! Ну больно ведь!

Спасаясь от разъяренной старушенции, Кум пулей вылетел на крыльцо и понял, что песенка его спета: в калитку входили три курсанта веселые, загорелые, усталые... и голодные, как черти!
Ну, что, Кумище чего-нибудь сварил?..

Повинуясь скорее инстинкту, чем рассудку, бедный Кум опрометью бросился в комнату, захлопнул дверь, налег на нее всем телом и только потом сообразил задвинуть хлипкий шпингалет. Приложив к двери ухо, он слышал, как товарищи, должно быть, крутя пальцами у висков, спрашивают, «чего это он», как бабка во всех подробностях разъясняет, «чего», и как Лёха, матерясь через слово, столь же подробно расписывает, что он с Кумом сделает за погубленную провизию: Павлюк был человек бережливый. «Валяйте, хлопчики! Жадайте яму, як следовает! А я ишшо добавлю!» злорадно поддакивала бабка.
«Темная» в Кумовы планы никак не входила тем паче, с участием Павлюка. Конечно, объяснения с экипажем в любом случае было не избежать. Но одно дело три курсанта, оставшихся по Кумовой милости без обеда, и совсем другое те же курсанты, накормленные (по крайней мере, Кум очень на это надеялся) сжалившейся бабкой, вздремнувшие после еды иP успевшие несколько позабыть о досадном происшествии. Следовало переждать грозу, и чем дальше от бабкиного дома, тем лучше. «Так: купальные трусы на мне Деньги! А, вот, десятка в кармане на булку с газировкой наскребется. Живем!»

Дверь дернули. Сильно. Похоже, Лёха. Кум отчаянным усилием подтащил к двери комод, не обращая внимания на сыплющиеся с оного на палас безделушки.PPPPPP
«А вот теперь в окно, и огородами к Котовскому!»

Но не тут-то было: возясь со шпингалетом, Кум с ужасом увидел, как под окном нарисовались Клёцка и Павлюк, с самым кровожадным выражением на физиономиях.
Кум, выходи!
Леопольд, выходи, подлый трус!P
Вылазь, командёр! Бо я тэбэ вытащу хуже будэ!
Кум решительно покачал головой и спрятался за занавеску.
Слышь, Куманёк! А бабка-то ведь не на крыльце караул несет, и веника у нее при себе нету, ты не думай! донесся из-за двери противный козлетон Шушеры.
Кума обложили, как медведя в берлоге.

Кум уселся на пол возле комода и принялся напряженно размышлять. Он перебрал в уме все виденные им когда-либо фильмы про побеги, но ни в одном из них не показывали, как выбираться из западни, охраняемой тремя голодными курсантами и старой ведьмой с веником наизготовку! Да притом без оружия ну не драться же Куму с собственным экипажем! И без помощи с воли!

Черт, да если даже Кум сиганет в окно, прорвется через кордон (что само по себе весьма сомнительно) и успеет выскочить за ворота, то вы что думаете курсанты за ним не погонятся по улице? Еще как погонятся если не со злости, то для разминки: это ж пацаны, в сущности, им же первое удовольствие погонять кого-нибудь! И даже если Кум от них удерет, то над ним потом полгорода потешаться будет хоть носа из дома не высовывай! Тьфу, черт!PPP

Без помощи с воли Стой, раз-два! Взгляд Кума скользнул по полкам облезлого серванта. Полка Вазочка «Дунькина радость» Руслан! Это сколько же его, бедного пёсика, побегать не выпускали!

Кум осторожно выглянул в окно Павлюк и Клецка были на посту, и взгляды их не сулили горе-повару ничего хорошего. Сашка схватил со стола белую вязаную салфеточку и, высунувшись в окно по пояс, энергично замахал ею: мол, сдаюсь!
Шо, командёр? Вылезешь?
А бить не будете?
Нэ лякайся, Кум: усё будэ, як по Уставу положено!
Ладно, Лёш. Только бабке меня не отдавайте, а? Она ж меня сожрет за свою кухню!
Не отдадим, Кумище, сами сожрем!
Ладно Выхожу.
Выходи, Кумище. А мы тебя на крыльце встретим. Почетным караулом! осклабился Клёцка. И оба отошли от окна.

Куму только этого было и надо. Он сгреб из вазочки горсть пыльной и засохшей «дунькиной радости», распахнул пошире окно, потом подкрался к двери и стал прислушиваться.

Наконец крыльцо заскрипело под тяжелыми шагами Павлюка. Кум пару раз двинул туда-сюда комод, стараясь производить как можно больше шума. Шаги стихли (Сашка живо вообразил, как Павлюк и компания стоят под дверью, застыв в ожидании добычи). Ага, поверили!

Кум довольно потер руки. Потом тихохонько, на цыпочках, подкрался к окну и с величайшей осторожностью вылез наружу. Спрыгнул мягко, как кот, аккурат на любимые бабкины пионы! и со всех ног бросился к собачьей конуре. Пёс услышал его шаги, выскочил из будки, залаял, загремел цепью. Кум поспешно вытащил из кармана лакомство:

Руслан, Руслан! Ну что ты, тихо, свои! Ну это же я, Русланище! Ну, ну, хороший песик А вот на, погляди, что я принес
Пес захрустел конфетами и в благодарность снисходительно позволил Куму почесать себя за ушами.

Блин! Мужики! Гля! возопил, обернувшись,P стоявший на крыльце Клецка.
Шо? отозвался из коридора Павлюк.
Накололи нас, вот «шо»! Вон, погляди да куда ты смотришь, Лёх, вон, видишь? Там, за собачьей конурой?
А як же! Бачу! Ну, Кумище!P
Так он чо нарочно сказал, что выйдет, а сам в окно? вытаращив глаза, недоуменно вопросил Шушера.
Ну ясен же перец! Слава Богу, дотумкался!
-До тэбэ, Андрий, як до утки, доходит на вторые сутки!PPP
Леша, не знаю, как тебя, а меня Кумище уже довел! Мало того, что виноват, так еще и выеживается!
Та он думает, я його нэ споймаю! А ось ему! Лёха вытянул здоровенную мохнатую лапищу и сложил из толстых пальцев общеизвестную фигуру.
-Шушера, пошли Кума на фиг пришибем?
Так вроде не по уставу же Самосуд ведь увидев, что Павлюк разъярился не на шутку, а Клецка вооружился метлой, трусливый Шушера тут же дал задний ход.
Я тебе дам не по уставу! прикрикнул Клец, со страхом думавший о том, сколько сдерет с него бабка за Кумовы художества.P

Ну, Кум усё! Заказывай гроб с музыкой!
А чо прям в огороде и похороним, без хлопот!
Ты хоть на ночь-то молился, Дездемон хулев?
Кум невозмутимо продолжал чесать за ухом серого пса, не удостаивая курсантов ответом, что, естественно, еще больше их раздражало.
С Кумом у Руслана еще с утра был подписан пакт о ненападении. Но на остальных этот пакт не распространялся!P Когда Лехин увесистый кулак уже готов был обрушиться на голову бедного Сашки, большущий серый волкодав решил, что дерзкие курсанты что-то слишком уж близко осмелились подойти к его будкеP более того, к миске с «дунькиной радостью»! Он величественно повернул голову, оскалил клыки, вздыбил шерсть на загривке и басом сказал: «Р-р-р-гав!»

Павлюк уж на что был храбр невольно отшатнулся:
Руслан, Руслан, ты шо?.. Ты шо Ты шо зробыл, Кумище?!
Атас, мужики! заорал раньше всех просекший ситуацию Клёц.
Вся троица дружно рванула врассыпную. А за ними по пятам, заливаясь лаем, летел серый пёс!

«Сработало!» Кум показал убегающим язык, повертел в воздухе цепью с расстегнутым ошейником и, юркнув в кусты смородины, тихо-мирно направился к еще вчера замеченной дырке в заборе

Ох ты, Хошподи! Штоп их усех, окаянных! чуть не разрыдалась бабка. Рушлан, Рушлан! А иди, вот, я кошточки дам!

Ага, как же! Нужна была та косточка Руслану, как Клецке в новогоднюю ночь зачет по тактике! Свобода, мягкая теплая земля под лапами, ветер, свистящий в ушах, и курсанты, за которыми так весело гоняться, это ли не истинное собачье счастье?..

Павлюк, не разбирая дороги, ломанулся на огород, где с разбега сшиб старое пугало, наряженное в рваную бабкину цветастую юбку и платок, и сверху грохнулся сам, чем немало насмешил зевак, выстроившихся вдоль забора.

Клецка лихо взлетел на поленницу дрова так и покатились! Игореха, бедняга, отчаянно куда там цирковому артисту! перебирал ногами, потом ухитрился уцепиться за крышу сарая и повис. Руслан подошел, обнюхал Клецкины брюки, гавкнул безо всякой злобы, просто чтоб знал Клёцка, чей это двор. Клецка со страху разжал руки да так и уселся на собаку верхом! Офонаревший волкодав провез Игореху пару метров, пока не вспомнил, что верховых собак в природе не существует. Рванул вперед, Клецка сполз на землю, больно стукнувшись копчиком, и дунул на крыльцо, под прикрытие бабки Нюры.

Но самым невезучим, как всегда, оказался Шушера. Он, спасаясь от Руслана, влетел на четвертой скорости в курятник, собака за ним, Шушера, отступая задним ходом в угол, запнулся и с размаху уселся задом в гнездо! Наседка с истошным кудахтаньем в последний момент вылетела прямо Руслану в морду.

Пёс, никак не ожидавший такого поворота, выскочил из курятника взъерошенный, весь в перьях, с глазами, как у бешеного таракана, и только нарезав с десяток кругов по огороду (капут бабкиным грядкам!), смог немного прийти в себя. А Шушера, с трудом поднявшись, на полусогнутых выполз во двор, сверкая веселеньким ярко-желтым пятном на штанах, даже бабка расхохоталась!

Кум явился с пляжа далеко за полночь. К этому времени кухню общими усилиями привели в порядок, пугало снова поставили, дрова сложили в поленницу, а проголодавшегося Руслана подманили кусочком колбаски и посадили на цепь.
Калитка была уже на запоре, пришлось опять просачиваться сквозь забор. В доме было тихо и темно. Руслан, набегавшись, мирно спал в будке, высунув наружу морду, и лишь слегка приподнял уши, когда Кум проходил мимо него.

Но сквозь щели в двери летней кухни пробивался тусклый свет лампочки. Курсанты не спали. Ждали. И не кого-нибудь, а его, Сашку Касьяника. И явно не для того, чтобы устроить в его честь обед с шашлыками!

Кум подкрался к двери и прислушался.
Так и есть! Совещаются, что с подлым Кумищем делать. Клецка темную предлагает ему бабку пришлось битый час утихомиривать. «Та хай в i н сказ i вся! лениво отвечает Леха, вставать еще, да гоняться за ним по этой темени! Не пускать в кухню и усё д i ло: нехай где хочэ, там и дрыхнэ, хучь у Руслана в конуре! А с ранку я йому за мое сало» А Шушера, как всегда, и нашим, и вашим поддакивает.

«За сало?! усмехнулся Кум. Тьфу ты, делов-то на рыбью ногу!»
Лёха! Павлюк! вполголоса позвал он, не забыв на всякий случай задвинуть дверной шпингалет снаружи. (Конечно, в случае чего, долго эта лихоманка Павлюка не удержит, но всё-таки)
Шо? Явився нэ запылився?! Вали, откуда пришел, а нэ то так к Руслану у конуру, и кажи спасыбо, шо мэнэ вставать неохота!
Да ладно те, Лёха! Иди сюда, чего скажу! Ну иди, чего ты как этот
Заскрипели диванные пружины, зашлепали по полу ноги в разношенных тапочках. Кум напрягся, готовый в любой момент рвануть к забору с низкого старта.
Ну? Шо тэбе, скаженный?
Леха, сало!
Якое еще сало?
Которое ты мне выдал сегодня, копченое. Помнишь?
А як же! оживился Лёха.
Так вот: это сало в целости и сохранности, в бабкином холодильнике, в морозилке, в самом дальнем углу. Можешь его за завтраком скушать за мое здоровье.
А не врешь? в голосе Лёхи ликование смешивалось с недоверием.
А чего мне врать? Я вообще сала не ем.
Оно и видно. А на чем ты тогда жарил-то?
Масла у бабки выпросил. Зачем я буду такое сало на жареху переводить?
А, ладно, хай тоби б i с! Заходи!
Кум отодвинул шпингалет, осторожно просунул в дверь голову, огляделся, затем на цыпочках прокрался к своей кушетке.
Ну, Куманек, зашипел из своего угла Клецка, колись, как ты это устроил?!
А я что? Я ж не нарочно, Игорех! Зуб даю! Кум спешно состроил дурацкую физиономию. Представляешь, бабка мне говорит: надо масло разогреть как следует. Я и рад стараться: дров в печку напихал, бензинчиком сбрызнул, запалил, масла в сковородку налил порядочно так, больше половины, ну, думал так и надо. Меня ж мама дома кормила! Разогрел, картошки нарезал, да в масло высыпал а оно давай брызгать, да на печку выплеснулось, да загорелось! И тряпка загорелась, а я сразу и не углядел! Я, как увидел, перетрухал и давай заливать. А чем заливать? Первым, что под руку попалось. Да еще одного ведра не хватило Ну, мужики Я, честное слово, не хотел!
А псину-то зачем на нас натравил, дурья голова?
Да, Лёха Если б не Руслан, вы бы меня побили
От ведь Кумище! Слыхали? Павлюк обернулся к Клецке и Шушере. Маты його, вишь ли, годувала, бисова сына!
Кум, ёрш твою медь, вскричал Клецка, и даже с койки вскочил. В лом было сразу сказать, что готовить не умеешь?!
Ха! Можно подумать, меня кто-нибудь спросил! надулся хитроумный Сашкец. Я вообще-то, если помните, в повара к вам не лез, это, вон, Шушера идею кинул, а вы подхватили!
А ведь точно! хлопнул себя по лбу любимый отпрыск батальонного. Ну, Шушера, погоди!
Павлюк промолчал. Но кулак Шушере показал весьма выразительно

Как прошел остаток ночи тайна сия велика есть. Но своего Кумище добился: наутро бабка объявила со всей решительностью, что согласна за дополнительную мзду, каковую богатенький Клецка тут же ей вручил, кормить всех четверых три раза в день, плюс поздний ужин, во сколько бы они ни пришли, лишь бы никто из них ни под каким видом не подходил к печке!..P

Сказание второе:
А всё-таки они плавают!P

Да Надолго запомнили второкурсники тот пасмурный апрельский денек на полигоне! И всё он, Кумище, чтоб его!
А началось всё с того, что ротный старшина Кравчук, не к ночи он будь помянут, в очередной раз оседлал любимого конька. И поехал!
В жизни старшины была одна, зато всепоглощающая любовь: тяжелая бронетехника. Всё училище знало, что Кравчука салом не корми и горилки ему не наливай, а только дай прочитать личному составу лекцию о любимых Т-55 и ПТ-76. Лекции эти, как правило, проходили в самое неподходящее с курсантской точки зрения время, бывали весьма длинными и обильно приправлялись всякими танкистскими байками, которые по бородатости и невероятности немногим уступали охотничьим или рыбацким.
К концу первого курса вся рота Кравчуковы гимны танкам уже наизусть знала, и его правдивые истории всем успели осточертеть хуже заправки кроватей. Кроме Шушеры, который каждую речь Кравчука слушал, как ребенок любимую сказку на ночь. Ну да Шушера он Шушера и есть, что с дурака взять?

Остальные, когда на старшину «накатывало», сопротивлялись, как могли.
Павлюк знал целых три способа борьбы с Кравчуком: смотря по обстоятельствам, или просто тихо, но сочно матюгался, или, тяжело вздохнув, будто невзначай, лез в тумбочку за колбасой и салом, а то и принимался шептаться с Кумом о том, когда из Таращи придет очередная посылка, и что в этой посылке будет P нарочно громко, чтобы старшина услышал. Иногда это срабатывало, но смотря, в каком настроении был «объект».
Клецка во время лекции обычно устраивался у старшины за спиной и мастерски его передразнивал на потеху всей роте. Правда, если старшине случалось не вовремя обернуться, без увольнения оставалась тоже вся рота кроме непосредственного виновника: связываться с Клецкиным папой-подполковником и особенно с мамой-подполковницей выходило себе дороже!

Что до Кума, то ему рассказы старшины были интересны, пока сохраняли прелесть новизны. Но потом Нет, вы не подумайте, Кум просто обожал танки но не до такой же степени! Однако же он был и не настолько глуп, чтобы вслух высказывать кому бы то ни было свое мнение. А потому наш герой быстро выучился попросту дремать с открытыми глазами во время злосчастных лекций, сохраняя при этом выражение самого живого интереса на лице.

Вот и теперь «Ну всё, капец! Понеслась душа в рай, а ноги в милицию!» Кум вздохнул, привычно огляделся, подыскивая подходящее укрытие. Потом взобрался на броню командирского танка, где уже отвоевал местечко Павлюк, «Лёх, ну двинься, не будь жопой!», уселся рядом, привалившись спиной к топливному баку и сделал вид, что внимательно слушает старшину, который вещал, высунувшись по пояс из люка. «Зовет Ильич с броневика!» усмехнулся про себя Кум и уже приготовился задремать, склонив голову Лёхе на плечо. Как вдруг

«Та-ак, господа офицеры! А ведь это что-то новенькое!»
Кум открыл глаза и навострил уши. Старшина вдохновенно рассказывал, как танки умеют плавать, и даже, вообразите, ездить по речному дну!P

Куму тут же представилось, как жарким летним днем тянутся деревенские девчонки к пруду подходят к бережку раздеваются (фигурки атас!), ложатся загорать, и тут Вскипает вода огромным пузырем! Бегут по пруду испуганные волны! И выкатывается к визжащим девчонкам зеленое чудище на гусеницах вода с брони каскадом! А из люка вылазит он, Сашка Касьяник, в новом комбезе, с лейтенантскими погонами: садитесь, девчата, прокачу! Во классно будет!

Лето Пилить и пилить еще до него. А уж до погон со звездочками Тьфу, идиотство. Кум с тоской оглядел унылый пейзаж: грязный снег, чахлые березки, прошлогодняя жухлая трава Чуть ли не у самых гусениц речка грязная, берега камышом утыканы. Лед у берегов тоже грязный, серый, рыхлый. И небо серое. Серый мир. И ветер чёртов так и норовит залезть под комбез брр, мерзость! Эх, сейчас ухнуть бы от этой мерзости хоть на дно речки как там ее на карте обозвали? А, всё равно! На танке! И сидеть, пока тепло не наступит.

Нет, в речке тоже холодно. И со скуки окочуришься. Лучше всего во-он туда, на пригорок: там генерал-лейтенант, проверяющий из округа, устроил наблюдательный пункт. Сидит себе в теплом газике, уставился в бинокль и в ус не дует, а чего ему дуть, если у него там, небось, и жрачка, и водяра, и теплый полушубок все тридцать три удовольствия! И целая свита с ним чуть не полный автобус. И Клецка тут же на подхвате мельтешит: мол, ничего, товарищ генерал, приказать не изволите? Небось, раком встал перед кем надо папочка-подполковник, но сынулю пристроил! Везет же людям Тьфу. И еще раз тьфу. Господи, да хоть бы просто в танк залезть, чтоб не дуло со всех сторон, и посидеть спокойно, вместо того, чтобы слушать эту болтологию! Хочешь смейся, хочешь вой ездят танки под водой

Безрадостные мысли мешали Сашке сосредоточиться на том, что говорил Кравчук, но то, что перед тем, как лезть в воду, нужно в башню вставить трубу, Кум все же запомнил.

Лекция закончилась наконец-то, слава тебе, Господи! Старшина заорал: «По машинам!». И пошло по второму кругу: надсадный рев моторов, грохот орудий, ошметки рыжей жирной грязи из-под траков, в наушниках, сквозь треск и хрипы, то ротный команды выкрикивает таким голосом, что не сдохнешь так оглохнешь, то старшина вопит фиг разберешь, чего, но уж явно не про внеочередное увольнение. И погодка такая, что, кажется, даже у танка гусиная кожа высыпала на броне.

Ползает Кумов танк по полю туда-сюда, зачем одному Богу ведомо, грязь месит, лужи разбрызгивает, угваздался по самый люк в ледяной грязи

***

«Эх, домой бы сейчас! думал Кум. Да хоть бы в казарму! Хоть на губу только бы в тепло под крышу!.. Нет, ну ее в баню, ту губу Лучше в столовку, в наряд. А потом борща две тарелки навернуть! Клецка, небось, генеральский чай пьет Небось, еще с коньячком Дурак рыжий, ноль без папочки! И сидит в «Газике», греется А нам вот вместо чая болтология! Про то, как танки по воде ходят! Танки ходят под водой а Клецка на цырлах перед генералом. В огороде бузина, в Киеве дядька. Тьфу. Идиотство. Можно подумать, я так не сумею на задних лапках сплясать Был бы случай! Так Так Игореха пляшет перед начальством. Я этого Клёцки ничуть не хуже! Просто случай На глаза начальству попасть Танки ездят под водой. Трубу в башню и порядок. Это мы не проходили, это нам не задавали Но старшина рассказывал Ну, и что? И какая тут связь?.. Та-ак»

Леха! Кум поманил пальцем механика. Слушай сюда!
Шо тебе?
Лёха, а вот как ты думаешь, Клецка сейчас чем занимается?
А шо ж ему робить? пожал плечами Павлюк. Балду пинает!
Ага, перед генералом в струнку тянется! вставил Шушера, на этот раз кстати.
Точно! подзудил Сашка. Это тебе не рычаги туда-сюда тягать!
Та, ну его к бису! Тебе-то шо до него? отмахнулся водитель. Но коварный искуситель не отставал, а наоборот, присунулся поближе и спросил тихо, заговорщически подмигивая: «Лёх, а Лёха! А ты бы туда хотел? К генералу в газик, погреться? И чаю с коньяком?»
А то! осклабился Лёха. Жалко, у нас с тобой батьки не подполы
Да к черту подпола, Лёха! Хочешь, генерал нас сам к себе на чай позовет?
Павлюк, вытаращив глаза, воззрился на Кума. Затем красноречиво постучал согнутым пальцем по лбу: «Саня, ты шо?! Того?!»
Да так, Лёша Идея одна появилась многозначительно прошептал Касьяник одними губами. Если выгорит, то
Та ну тя на хрен! Знаю я твои идеи, Кумище! огрызнулся Павлюк. Мало мы из-за тебя вляпывались? Еще хочешь?! Ось тоби, Сантёр! последние слова Лёха сопроводил жестом чрезвычайно выразительным, но совершенно недопустимым в приличном обществе.
Не ссы, Лёха, прорвемся! отвечал Кум, казалось, ничуть не обескураженный столь суровым отпором. Ты сперва послушай Помнишь, Кравчук сегодня
И в самое Павлюково ухо: «Шу-шу-шу, шу-шу-шу..». Шушера, сообразив, что командир опять задумал нечто такое, что к соблюдению Устава относится примерно как белый смокинг к полевой форме, навострил уши. Но разобрать почти ничего не смог, кроме последних слов: «Если чего не того просто включим дурочку!» И Шушера успокоился: что-что, а включать дурочку он умел. В сущности, это было единственное умение, которым он владел в совершенстве. Кроме того, Шушера втайне надеялся, что у Павлюка всё-таки достанет ума послать злокозненного Кума подальше вместе с его идеями.

Однако погода была паршивая, учение нудное, а Лёха голодный, как черт. И, самое главное, Кум был Кумом. И танк потихоньку, полегоньку пополз в укромную лощиночку, за лесокP

Двести тринадцатый! Двести тринадцатый!! Куда прешь, мать твою за ногу?!! от яростного капитанского рёва у курсантов заломило в ушах.
Касьяник! Шушарин! Павлюк! Эт-то шо цэ такэ?! Эт-то шо вы на башню навздрючили?! Баню собрались топить, чи шо?! вклинился Кравчук.
Батальонный Клецкин папочка на ротного рыкнул: «Что за балаган?! Прекратить немедленно!!»

Наперебой загалдели экипажи: блин, да они что, гля, мужики, во цирк, у двести тринадцатого башню сорвало, крыша съехала!

И, наконец, перекрывая всё, грозно и властно зарокотал начальственный бас: «Подполковник! Что там за подводная лодка в степях Украины?!! Разобраться и доложить!» «Есть, товарищ генерал!» тявкнул батальонный, и давай орать: мол, двести тринадцатый, вернитесь в строй, мать вашу так, распротак да через этак! Да только двести тринадцатому эти вопли как слону дробина: прёт себе на полной скорости прямо к речке, и локатором не шевелит.

Кум! Чуешь, яку там бучу подняли?
Ха, еще бы! А подпол-то! Разорался небось, в казарме слыхать!
Сань, а Сань! Нам ведь орут-то! Сам генерал! Что отвечать? Лёш, может остановимся а то ведь не по Уставу
Да иди ты, Шушера в центральную городскую баню! Лёха, дави на газ! Сейчас мы им покажем!
Ох, Сашка, смотри у меня! Я ж, як с губы выйду тебя сразу вот этими руками в первом сортире Ты ж у меня тонной сала и бочкой горилки не отделаешься!
Да ништяк, Лёха! Генерал на нас смотрит! Жми! Так Немножечко правей возьми, а то там обрыв Ага, так! Классно! Вали! Эх, броня крепка, и танки наши быстры
А наши люди хули говорить! дрожащим козлетоном подтянул Шушера. У него отчаянно тряслись поджилки, но душа пела: даже темный Шушерин ум способен был сообразить, что свершается нечто историческое!

Танк ринулся под горку Шушера и Кум чуть не попадали с сидений по броне процарапали ивовые ветки, прошуршали высоченные заледенелые камыши захрустел под траками лед забурлила снаружи вода, смотровую щель заволокло серою мутью Павлюк, чертыхнувшись, врубил фары. В мути заколыхались какие-то неясные тени не то рыб, не то коряг Танк действительно шел по дну и не шел, а, казалось, плыл, легко, воздушно, будто не траки на нем были, а дамские туфельки Кума охватил восторг. Не врал Кравчук! Ходят танки под водой, взаправду ходят!
Йес-О-Бэ-Хэ-Эс! Лёх, ну ты и классный водила!
Та ну тебя, Санька! Ты бы краще казав, чего дальше робить будем?
Леш, ну я ж тебе сразу сказал: скатаемся по дну до того берега и обратно, потом выедем на берег и с геройскими мордами доложим генералу, что водная преграда форсирована. А генерал нас за это напоит чаем! Давай, жми на полную!
И так жму Блин, темно, як в заднице Хай вин сказився, твой генерал
Сань, а Саня! А какая тут глубина?
А тебе не один хрен? Трубы хватает и ладно.

Естественно, после того, как экипаж 213-го отмочил этакую корку, ни о каких учениях и речи быть не могло. На берегу выстроилась в ряд вся техника, включая и генеральский газик; танки вытаращили фары и навострили локаторы; курсанты и офицеры, не зная, то ли смеяться, то ли матюгаться, глядели во все глаза, как длиннющая грязно-зеленая труба, покачиваясь, выписывает кренделя по серой воде, отмечая передвижения злосчастного танка.

Двести тринадцатый! А, чтоб тебя Двести тринадцатый!
Касьяник! Вы меня слышите?
Да что у них там? Рация крякнулась?
Двести тринадцатый! Вы что мне тут учения срываете? Под трибунал захотели?! взревел генерал.

Услышав про трибунал, Шушера не выдержал: «Товарищ генерал, это не я, я не хотел, мы не хотели, это всё Сашка Касьяник! Он командовал!
«Слава-те, Господи! Прорезались!» выдохнули разом ротный и старшина. Потом так же хором, не сговариваясь, зловещим шепотом добавили: «Ну, Касьяник»
Ну, Шушера прошептал Сашка и показал Андрюхе кулак.
Эй, командир! Как там тебя Касьяник? Живо на берег! Слышишь, что тебе говорят?!
Есть живо на берег, трищ генерал! бодро, как ни в чем не бывало, отозвался Кум.PP
Начальство вздохнуло с облегчением. Но труба упрямо ползла вдоль реки похоже, экипаж двести тринадцатого вознамерился добраться подводным путем до Черноморского побережья, если не до самой Турции.
Двести тринадцатый! На берег, живо, кому говорю?! Играть со мной вздумали?!!
Есть, трищ генерал! Уже идем!
К чёртовой бабушке вы идете!! Поворачивай на берег! Направо, мать-перемать твою! Прут по теченью, как вдоль по Питерской, и в ус не дуют!
Лёха, что за фигня?! Мы же прямо ехали На тот берег В Кумову душу начали закрадываться смутные опасения.
А я шо? Як ты казав, так я и ихав!
Двести тринадцатый! раздался в наушниках встревоженный голос батальонного. Поворот направо, как слышите?
Есть поворот направо, товарищ полковник! невозмутимый Павлюк нажал на рычаги.

Зеленая труба повернулась и преспокойно двинулась вверх по течению.
Двести тринадцатый! Да что за фокусы, тудыть вашу перетудыть!!P Кум живо представил, как толстый «подпол» закатывает глаза и хватается за сердце. Поворот налево!
Да осторожней, слышишь, водила? подключился генерал. На рычаги сильно не дави!.. Так Правее Чуть левей Так Теперь пошел, прямо пошел, давай, вот-вот, молодец!

Наконец общими усилиями танк удалось направить на путь истинный, и вскоре в свете фар неясно замаячило что-то большое и темное. Берег! Наконец-то!
Давай, Лёша, вылазим!
Та погоди трохи Сейчас Место треба найти Павлюк сбросил скорость.
И произошло то, что и должно было случиться согласно всем законам механики и физики: двигатель захлебнулся.P
И вот тут поджилки затряслись не только у Шушеры

Когда всем уже казалось, что дело вот-вот благополучно кончится, труба остановилась метрах в пяти от берега, прямо перед генеральским носом, и P всё! Ни тпру, ни ну!
Потом вода забурлила, вливаясь в открытый люк, и на поверхности показался сперва Кум, мокрый, как цуцик, но не побежденный; потом из танка выбрался Шушера и тут же принялся причитать, что он ни в чем не виновен; последним, фыркая, как тюлень, и заковыристо матерясь, вылез Павлюк.

Все трое стояли на башне по колено в воде, вцепившись в трубу, отбивая зубами самую лихую чечетку, и глядели на берег, как голодные коты на только что вынутую из духовки курицу.

Ну, что Взяли трос, завязали на конце петлю, кинули терпящим бедствие. Первым в петлю запихнули Шушеру еще ведь упираться вздумал, дурачина! Потом на берег переправился Павлюк, ругаясь сквозь стиснутые зубы, на чем свет стоит. Наконец очередь дошла до командира. Кто-то из спасателей неловко дернул трос и незадачливый Кум, вместо того, чтобы, по примеру остальных, пройти сколько можно по стволу, а потом выплыть на сушу, оступился, забарахтался, и был выволочен на берег, как бревно, стал еще мокрее, чем остальные, хотя казалось, это было уже невозможно, воды наглотался, да еще и вымазался хуже поросенка. Подполковник Клёц при этом многозначительно переглянулся с Кравчуком и ротным. В глазах у всех троих горело мрачное торжество.
Ну что, накатались? Довольны? генерал грозно сдвинул брови. Курсанты молчали: Шушера тупо, Павлюк угрюмо, а Кум усердно делал вид, что он паинька и вообще тут ни при чем. Детский сад, трусы в горошек! Марш сейчас же в автобус! Сергеев! генерал кивком подозвал адъютанта. Сообрази там этим дуроломам переодеться ну и, сам знаешь, чего еще, от простуды-тоP

Сидели в Пазике, кутались в шинели с чужого плеча, пили генеральский чай, душистый, сладкий, обжигающий. Правда, не с коньяком вприхлебку, а только с водярой но всё равно: не обманул Кум! Ох, и умен! Ох, и далеко пойдет если ему раньше башку не свернут за его художества!

Потом генерал их вызвал, и принялся дотошно выспрашивать, как да что, старательно хмуря брови но Кум-то нюхом чуял, что начальство весьма довольно этой историей: в кои-то веки не пришлось на учении помирать со скуки!

Двое молчали, понурив головы, зато Кум чесал языком за троих, как по писаному. И выходило по его словам, что повинно во всем только его, Кумово, неодолимое стремление к знаниям старшина сегодня так увлекательно рассказывал про подводное вождение танков! Генерал слушал, не перебивая, со снисходительной усмешкой на тонких обветренных губах. А потом в кратких и чрезвычайно образных выражениях высказал экипажу всё, что думал об их боевой выучке. К сему он добавил, что прежде, чем загонять танк в речку, следует задать направление по гирополукомпасу; что, находясь под водой, ни в коем случае не следует давить на рычаги со всей дури иначе так и будешь по дну до скончанья века вальсы-бостоны вытанцовывать: сцепление-то с грунтом ни к черту! А еще сказал, что под водой сбрасывать обороты смерти подобно: вот так же захлебнется двигатель и каюк!

Черти полосатые! Ведь утопили машину! Как выволакивать будем?! Доездились, мать вашу!
Но ведь классно же было, трищ генерал! Шушера и Леха переглянулись и, не сговариваясь, подумали, что их командир явно перебрал, дорвавшись до генеральской халявы. Генерал, судя по всему, был того же мнения.
Классно, говоришь?
Так точно! Это же Это как ночной полёт! глаза у Кума горели священным восторгом. Товарищ генерал, да вы бы сами попробовали
Генерал усмехнулся. Его начинал забавлять этот курсантик, по всей видимости, влюбленный в танки до умопомрачения, и ради своей любви готовый на всё. Да Побольше бы таких парней и глядишь, мы
Да пробовал я Причем не раз, и не два Ох, помню, в шестьдесят седьмом, на Днепре

Старый вояка пустился в воспоминания. Кум слушал, не дыша, пожирая начальство пламенным взором а про себя думал, что в генеральской голове механика, оказывается, примерно та же, что и у старшины, то есть, не сложнее, чем в приснопамятном Шушерином будильнике.

Ну, Лёха? Что я тебе говорил? И в газик позвали, и чаем с водярой напоили!
Ох, Кумище Вбыть бы тебя треба, як собаку Тильки вставать лень
О том, как вытаскивали из ледяной речки танк чудище бронекопытное, сорок две тонны живого веса, и это еще без налившейся в люк воды! история умалчивает (но, наверное, как-нибудь да вытащили). Равно как умалчивает она о том, какую райскую жизнь устроили Куму подполковник Клёц с капитаном Лыскиным.

Но что старшина Кравчук, будучи в свою очередь вызван пред генеральские очи, получил сперва страшенную выволочку за то, что «не уследил», а потом, сразу же, без перехода благодарность за воспитание молодого поколения в духе патриотизма и т.п., после чего неделю ходил как очумелый это да, это былоP

Сказание третье:
Маскировка

А вот эту историю по прошествии многих лет один из ее участников рассказывал так.

***

Как-то, уже как бы не на третьем курсе... Так точно, на третьем, в самом начале... ну да, правильно, у Павлюка день варенья пятого, как раз суббота была... Да, господа-товарищи, было дело под Полтавой: думали всё, испекся Кумище, доигрался! Будет знать, как выеживаться перед товарищами. А он взял да опять вывернулся, гад! Ну не Штирлиц, а? Впрочем, давайте-ка всё с начала и по порядку.

Значится, так: пятого сентября Павлюк денюху отмечать собрался. И по такому случаю прилетела Павлюку со внеочередной оказией преувесистая посылка с салом. Ну и к салу, конечно, с полдесятка бутылочек домашнего.

Натурально, на вечер, на после отбоя назначается большая дегустация. Естественно, с участием Касьяника а как без него обойтись, раз он командир экипажа?

Слетали перед этим в самоход за тортиками благо на КПП все свои люди сидели, там по ходу еще кое-чем затарились, про что при начальстве вслух не говорится и то, ну что четыре бутылки горючего на роту танкистов? Так, слегонца движки прогреть! В столовке у дежурных набрали посуды, хлеба и всякого такого Знаете сами, как это делается. Сдвинули тумбочки, сгоношили стол, сели. Поехали: за именинника, за родителей, за р i дну Украину, за танки, за девушек

А Кум сидит этаким чертом, как поручик Ржевский у Василь-Иваныча в плену, жрать жрет, а водовку только пригубляет, как библиотекаршин волнистый попугай водичку из блюдечка. Павлюк и говорит: мол, чего не пьешь, командир? А Санька, по своему обыкновению, решил выпендриться. И выдал: я, типа, малыми дозами не принимаю! Вот если бы литра два-два с полтиной И смотрит этак, ровно мы тут все из сортира повылезли, а он весь в белом, при шпаге и плаще!

Выпить-то два литра он, может, и выпил бы, если бы сильно постарался, да только кто ж ему даст? На это он явно и рассчитывал.

Ну, ляпнул он, конечно, как в лужу... Кто умный, тот мимо ушей пропустил. Что с него взять: Кум он Кум и есть, уж таким уродился.

А Павлюка, по пьяной лавочке, это зацепило. Налил он всем по стопочке, а потом схватил кружку люминевую, налил доверху и подает Куму: пей! До дна пьем, за танковые войска! Стоя! Кто не допьет, тот козёл! Естественно, среди нас рогатых не оказалось. Хлопнули. Только Кум замешкался. Замешкаешься тут! Павлюк-то ведь ему не водяры налил, а домашнего, то есть, таращанского самогону. Семьдесят оборотов, ежели не все восемьдесят, из ядреного украинского буряка, запах обалдеть! Уж на что у Кравчука глотка была бронированная, ничем не прошибить, включая протирку для оптических осей, а и тот, как Лёха ему по обычаю преподнес бутылочку, полстопочки на пробу выкушал и весь день умиленный ходил как три сантехника, и в глазах у него неоновыми буквами было написано: «Ох, и гарна горилка!»

Кум как этого зелья нюхнул аж заколдобился. А деваться некуда: вся рота смотрит! Козлом-то быть неохота! Зажмурился Кум, выдохнул, и выпил. Сел, рот открыт, глаза стеклянные ни жив, ни мертв. Посидел, посидел, а потом бух! Мордой на стол, носом в тарелку с салом Лёху аж передернуло!

Мы его давай будить, трясти, орать бестолку. Никакой Касьяник. В лабузу, в дым, в накатый. Плюнули, перетащили его на койку, а сами давай дальше бухать.

Когда человек бухой, его, известное дело, начинает на подвиги тянуть. Да на такие, до каких по трезвянке в жизни не додумаешься. Вот кто-то из наших вроде, Андрюха Шушера и кинул идею: а давайте, мужики, Куму башню выкрасим! Пусть другой раз не выпендривается! Проснется утром серо-буро-малиновый во будет прикол! Застрелиться и не жить! Да Кумище тогда с горя не то что два, а все три с половиной литра вылакает!
Один дурень гавкнул остальные подхватили. Ну что с нас было взять мальчишки! Как девки инязовские говорили, «в голове ветер, в жопе дым»! Клецка, во хмелю расхрабрившись, вызвался у мамаши из трельяжа «Лондестон» раздобыть, медно-рыжий и таки раздобыл. Полный тюбик. Вместе с перекисью. А Пашка Бодров, который в редколлегии, у себя в закутке чернила фломастерные зеленые надыбал.

Инструкцию прочли, краску развели, и выкрасили Сашку, чин чинарем, в парижской парикмахерской так не сделают! Хотели еще тени зеленые ему под глазами навести, да, жаль, старшина явился.

Рюмаша хлопнул, бутер с колбаской скушал и разогнал всех спать. Тут, кстати, еще хохма вышла. Кума мы одеялом с головой накрыть успели. Так Кравчук на него глянул и говорит: мол, шо ж вы, бисовы дети? Дытына спыт, як по Уставу положено, а вы на усе училище галдите! А мы про себя думаем: вот же гад болотный Кумище! Ведь в полном отрубе лежит а всё равно выкрутился!

Утром, как всегда «Рота, подъем!!» Всё, конечно, бегом-кувырком, скорей-скорей, в зеркало любоваться особенно некогда. Да и сонные еще все, глаза слипаются. Да к тому же с похмелья. А уж про Кума и говорить нечего зарядку продрых, умывалку продрых, еле подняли на поверку.

Выстроилась рота. Кум в первом ряду. И голова в оранжево-зеленую полоску не поймешь, то ли крокодил нильский, то ли тигра бенгальская. Ему-то по фигу: он наполовину в нирване. А нам хоть помирай: ржать охота до невозможности, а нельзя! И рот ладонью не зажмешь: команда «Смирно!» дадена. Старшина с ротным на Сашку уставились у обоих глаза на лбу и челюсть на асфальте, хоть на БТРе в рот заезжай. Кравчук аж дар матерной речи потерял! Сашка на ротного вытаращился, не поймет, что это за столбняк напал на начальство. А рота уже ржет не может!

А тепло, бабье лето, окна настежь. И под окнами представляете? генерал, ну, то есть, начальник училища, идет себе тихо-мирно по своим каким-то генеральским делам, под ручку с батальонным, Клецкиным папочкой.

Как услышал это ржание так чуть ли не бегом марш к нам: мол, черт вас возьми, капитан, что за непотребство на поверке устраиваете?!! Цирк вам тут, что ли?! А у Лыскина со страху связки заморозило разевает щука рот, да не слышно, что поёт. Ну, генерал видит, что от ротного толку не добъешься, давай сам смотреть, чего это люди хохочут.

Как углядели они с батальонным Сашкину ультрамодную прическу, так тоже едва успели челюсти подхватить на лету.

Генерал как гаркнет: «Курсант Касьяник, выйти из строя!» Саня вышел на три шага вперед, как положено, на каком автопилоте, до сих пор не пойму. Генерал орёт, мол, это что за вид, ты курсант или клоун?! А Сашка стоит, глазами хлопает въехать не может, что такое. Тогда батальонный подсуетился вызвал из строя Игореху Клёца и приказал принести зеркало. Ну, Клёц рысью к мамаше в библиотеку, тащит пудреницу с зеркальцем и чуть не с поклоном генералу подает. Тот зеркало Куманьку под нос: на, мол, полюбуйся!

Саня как глянул так и обмер. Аж протрезвел, бедняга, как стеклышко. «Ну, говорит генерал, и что это, товарищ курсант, по-вашему, такое?!»P
Ну, думаем, всё. Капут Куму. Губа Касьянику ломится. И не менее десяти суток.
Генерал на Кума смотрит, прищурился как кот на воробушка.
А Кум вдруг и говорит: «Это, товарищ генерал, маскировка. Вчера на лекции рассказывали я и решил попробовать! Ведь, правда, незаметно будет, если по траве по-пластунски?»
Генерал глаза выпучил, не врубится издеваются над ним, или что?
А Кум смотрит на него невинными голубыми глазами паинька, да и только!
Махнул рукой старик спасибо, мол, Касьяник, что с большого ума еще чего похлеще не отчебучил! «Заставь, говорит, дурака Богу молиться, так он и лоб расшибет! Ступай, красься обратно! Маскировщик!»
Мы так и ахнули: ну надо же! Вывернулся Кум!!
Клёц тут же подсуетился: «Дозвольте, мол, товарищ генерал, помочь товарищу? Мама моя, мол, по лондестоновой части великий спец! Всё, мол, в лучшем виде сделаем!» Ну, Клёцке, ясен пень, чем бы ни заниматься, лишь бы не делом.

***

Подполковница, конечно, над Касьяником сжалилась, у подруги заняла тюбик чёрного лондаколора, навела, покрасила всё, как положено. Вышел Сашка от нее снова брюнетом.P Да еще и цвет из-за чернил получился с зеленоватым отливом. Еще шикарнее стал Кум, чем был. Девки потом на дискачке так на него и вешались.

Кум, видно, по пути к Елене Ивановне Клёцку в темный угол зажал Клецка и раскололся. Ну, про то, кто нашим мыслю подкинул насчет головы в полосочку.
Так они потом и щеголяли на дискаче: Кум черным чубом, а Шушера лиловым фонарем под глазом. Наверно, с лестницы сверзилсяPP

Сказание четвертое
Венгерская рапсодияP

...А на четвертом курсе, когда все уже мысленно красовались в золотых погонах, с Кумом та-акая история вышла просто пальчики оближешь, что за история! Кому расскажи не поверят. В роте никто, во всяком случае, не поверил.

И, однако же, Кумище не только от «тёмной» отвертелся, но и с ротным потом был в прекрасных отношениях до самого выпуска.
Но, что самое невероятное, на этот раз Касьяник и в самом деле был решительно ни в чем не повинен!

***

Дело было так: в начале учебного года вышел приказ направить лучших курсантов на стажировку в Венгрию. Когда сей документ с заоблачных высот Генштаба докатился до капитана Лыскина, тот сразу же подумал о Касьянике во-первых, Сашка был в роте единственным круглым отличником, а во-вторых Ну, Кум он и есть Кум, что тут говорить, человек более чем известный и в училище, и за его пределами: в округе, вон, до сих пор вспоминают, как этот умник танк в речке утопил! Да
Капитан задумчиво почесал в затылке. Ситуация, черт ее дери

С одной стороны, думал ротный, будет просто великолепно, если это убоище хоть ненадолго сгинет с глаз долой хоть в загранку, хоть на Луну, капитану по фигу! Но с другой послать Касьяника за границу, значит до самогоP его возвращения жить, как на пороховой бочке! И поминутно гадать, что еще этому придурку взбрело в голову, и, главное, чем это обернется для него, Лыскина Олега Владимировича. У которого, между прочим, жена и двое детей. Застрелиться и не жить! А самое главное свинство заключалось в том, что, судя по успехам в учебе, кроме Касьяника, ехать в Венгрию было некому.

Начальство было того же мнения.
Итак, ротный вызвал Касьяника и сообщил ему радостную весть (в душе при этом посылая счастливчика намного далее Будапешта)

***

Казарма гудела, как танковый двигатель на больших оборотах:
Ну, Касьяник! Слыхали?
Вот повезло, так повезло!
Точно дуракам счастье!
А ведь привыкнет к загранке-то, так и будет потом какой-нибудь атташе Как по-вашему, товарищ старшина? обратился к Кравчуку Клецка.
Атташе на Наташе! ворчливо отозвался гроза роты. Этого атташе у штаб-квартиру НАТО, засланцем, и усю резидентуру хоть сейчас на пенсию отправляй!
Классно! В Венгрию! Фруктов, небось, налопается до отвала! мечтательно закатив глаза, шепотом, наклонясь к Павлюку, проговорил Шушарин, чьи представления о загранице не простирались далее воспоминаний двоюродной тетушки об отпуске на болгарских Золотых песках.
Налопается... Краще кажи напьется! так же шепотом отозвался Лёха. Вино в Венгрии краще не бывает! Небось, каждый вечер будет пьяный в умат!

***

Саня! Касьяник! зычно воззвал Павлюк, дождавшись, когда старшина уйдет. Э, командир! Оглох, чи шо? Не слыша ответа, Лёха не долго думая схватил подушку и запустил в Кума. Но тот, как всегда, нюхом почуял опасность и отступил на шаг влево. Подушка, пролетев через всю казарму, угодила в голову Клецке, с которым Касьяник беседовал о девочках. «Лёха, ты чего? Совсем, что ли?!» потирая затылок, заверещал тот.

Та я ж не тэбэ хотел, Игореха, а Кума!
Мазила! простонал Клецка, приводя в порядок прическу.
Только тогда Кум нехотя соизволил повернуть голову.
Чего тебе, Лёш?
Слухай,P Кумище: говорят, в Венгрии вино класснецкое Как обратно поедешь, захвати нам хоть канистрочку, а? Ну что тебе стоит, Кум? Леха говорил нарочно громко, чтобы слышали все присутствующие. Его тактика сработала: при слове «вино» рота дружно навострила уши.
Да я бы с удовольствием задумчиво протянул Сашка. Были бы пити-мити да не было бы таможки
Шо-то я не пойму, Кумище: ты у нас танкист, или кто? прищурился Павлюк.
Кто хочет ищет выход, а кто не хочет ищет причину! скроив умную рожу, выдал Клецка.
Вся рота просит, а он скривился Шушера, хотя рота еще и не думала просить ни о чем таком. Кум, ну ты чо, как этот? А, Кумище? Ну привези, жалко тебе, что ли, Сантёр? Заодно и возвращение твое обмоем!
Да какое возвращение! взмолился несчастный. Хоть уехать дайте сперва!
Та хай тоби бис, Кумище, уезжай! Тильки без канистры токайского краще взад не вертайся! Павлюк показал Куму увесистый кулак

И оказался Кум за границей. И просидел там три недели за высоким забором, и только изредка, когда открывали ворота, мог мельком взглянуть на дивную, сказочную, прекрасную Венгрию.

С тем же успехом мог бы и дома сидеть, матчасть учить. Спрашивается, чему вся рота завидовала? И где прикажете Куму доставать это несчастное токайское, без которого ему теперь хоть в казарму не заходи?

Впрочем, произведя разведку, Кум выяснил, что достать вино задача вполне разрешимая, и что для этого достаточно быть в нормальных отношениях с зампотылом, майором Коротких.

Майор был, в сущности, милейший человек, а Кум был Кум, и за два дня до отъезда десятилитровая канистра хоть и не с королевским токайским, но с хорошим белым сухачом стояла у Кума в углу под койкой.

Вот тут-то и встал перед Кумом вопрос на засыпку: каким образом эту канистру протащить через две таможни, венгерскую и советскую? Учитывая, что на той и другой сидят отнюдь не дураки (это Кум, когда ехал, на себе проверил), и что они, скорее всего, не дураки и выпить!

Наконец, с помощью супруги зампотыла, Натальи Петровны, выход был найден: вино разлить по двухлитровым банкам и провезти под видом виноградного сока на сей продукт, как надеялся Кум, таможенники не позарятся не дети, чай!

Сказано сделано. Наталья Петровна была женщина хозяйственная и процесс укупорки домашних консервов знала до тонкости. Вино было разлито, банки закатаны, этикетки, снятые со старых банок, аккуратно наклеены от фабричного сока сам директор завода не отличит! Бесценный груз упаковали в большую дорожную сумку, тщательно укутав в тряпье, и наутро торжествующий Кум отправился в долгий путь на Родину

Кум был далеко не первым советским офицером, пересекавшим венгерскую границу. И далеко не первым, кому пришлось по вкусу венгерское вино. А дежурившие в тот день венгерские таможенники отличались не только умом и сообразительностью, но и незаурядным чувством юмора. Собрав у пассажиров документы и высадив всех из вагона, дабы обеспечить себе необходимую свободу действий, венгры, будто их за ниточку тянули, сразу направились в Кумово купе.

Так и есть! Вот оно! Иначе откуда на двухлитровой банке этикетка с надписью: «Емкость 0,5 л»? Ну кого ты провести надумал, русский baszd - meg[1] ?! Одну банку венгры без разговоров забрали себе в возмещение морального ущерба. А вот с остальными Внаглую грабить было стыдно, да и боязно как-никак, русский! Да еще и военный! Не вышло бы чего Но всё-таки отчаянно хотелось показать этому молокососу, кто он на самом деле такой, и чего стоит! Ну что ж, kutuaful[2] , раз ты сок так любишь пей на здоровье!

Ласло, вот деньги, бегом в буфет виноградного сока, четыре таких же двухлитровых!..
В вагон войти разрешили за полминуты до отхода поезда. При виде таможенников, выходящих из вагона с сумкой почти такой же объемистой, как у него, и только что не хохочущих во все горло, у Кума зашевелилось нехорошее предчувствие. Но заветная сумка по-прежнему радовала глаз приятной полнотой. Слава те, Господи! Сашка расстегнул «молнию», откинул лежавшие сверху брюки банки были на месте.P Он пересчитал их одной не хватало! «Сздили-таки, мадьяры хреновы! В доску оборзели, на фиг! бурчал он сквозь зубы, застегивая сумку. Да хоть бы попросили как люди я бы дал!»
Поезд тронулся. Кум вздохнул с облегчением: полдела было сделано. Однако тут же помрачнел, вспомнив о предстоящей встрече с российскими таможенниками которые тоже любят хорошее винцо! А на венгерской таможне в это время начальник смены, ехидно усмехаясь, накручивал телефон, и с наслаждением воображал себе, как русские коллеги дуралея-курсанта задержат, обшмонают, заветные банки отберут как потом вечерком, после работы, откупорят и как попробуют И какие у Иванов при этом будут морды!..

***

...А теперь представьте себе физиономии веселых венгров, когда при дегустации трофея они обнаружили, что Ласло в спешке перепутал банки (и ведь специально покупали двухлитровки, и с такими же этикетками!), так что четыре литра превосходного венгерского благополучно и беспошлинно пересекли советский рубеж!..

До советских таможенников дело не дошло: Касьяника взяли в оборот пограничники видно, их командир и брал трубку, когда венгр звонил. Вывели его из вагона, затащили, вместе с сумкой, в свою каптерку и сразу приступили к делу:
Алкоголь везем, гражданин?
Да какой алкоголь, товарищ лейтенант? Сок везу, вот, видите этикетка?
Да знаем мы ваши этикетки! Не первый день служим! Вот задержим вас сейчас, поезд уйдет и кукуйте тут
Ребята, да вы что?! Говорю же вам сок везу!
Гражданин, отпираться бесполезно: у нас информация из надежных источников!
Вот же мадьяры долбаные! ринулся в отчаянную контратаку выведенный из себя Касьяник, поняв, что просто так вывернуться не удастся. Мало того, что ограбили, так еще и настучали! Ну, они-то ладно, но вы-то, ребята! Ведь свои, русские!
Лейтенант молча, нарочито внимательно изучал Кумовы документы, явно ища, к чему бы еще придраться. Кум собрался с силами и снова рванулся, пытаясь высвободиться из капкана: «Мужики, ну я ж понимаю Но вы бы хоть попросили по-человечески ну неужели бы я не угостил вас?» При слове «угостил» взгляд молоденького лейтенанта стал чуть теплее. У Кума шевельнулась надежда, и он, глядя прямо в глаза лейтенантику, рискнул развить наступление: «Уж вас, товарищ лейтенант, точно бы угостил как офицер офицера!»

Тоже мне, офицер выискался! презрительно усмехнулся лейтенант. Сперва доучись! А делиться придется в любом случае иначе ты отсюда не уедешь!
Да на тебе, на! Жри, крокодилище! Упейся до чертиков, грабитель! Кум рванул замок, вытащил банку и поставил на стол перед пограничником.
Мало, невозмутимо отвечал лейтенант, уже успевший привыкнуть к подобным сценам. Не получится до чертиков. Давай по банке на нас троих.
Кум шепотом выругался.
Слышь, танкист, да куда тебе столько винища? полюбопытствовал один из погранцов. Восемь литров это же выкупаться!
Да если бы мне одному, угрюмо проворчал Кум. Родная рота наказ дала, когда провожала в Венгрию! Они ж меня прибьют, если пустой приеду! Ну что на роту эти восемь ну, пусть даже, шесть литров? Мужики, голос Кума дрогнул, ну поимейте ж вы совесть! Войдите в положение! Лейтенант, ну ты что, курсантом не был?!!
Лейтенант вчерашний курсантёха задумался. Потом переглянулся с солдатами и изрек: «Ладно, танкист. Если родная рота это святое дело! Давай тогда фифти-фифти две нам, две тебе». Кум благодарно кивнул и вытащил из сумки вторую банку, радуясь, что легко отделался

***

...Наутро доблестные пограничники были приятно удивлены: оказалось, что венгерское вино не только веселит душу, но и прекрасно утоляет жажду с похмелья!..

***

Был серый промозглый осенний день с моросящим противным дождиком, когда усталый Кум прошел через родной КПП, таща изрядно похудевшую сумку. Первым делом он, как полагается, отправился доложить о своем прибытии ротному. Лыскин сразу же устремил жадный взгляд на сумку, и Кум понял, что до капитана не иначе, через Клецку! таки дошел слух.
Ну, что? тихо спросил ротный, многозначительным жестом указывая на сумку. Привез?
Так точно, товарищ капитан. Кум, с трудом подавив тяжкий вздох, расстегнул молнию. Вот.
Ротный недоуменно уставился на этикетку с роскошной виноградной гроздью.
Это еще что такое?
А вот же, товарищ капитан! Сок, настоящий венгерский, вкусный! Для здоровья полезно! Берите, товарищ капитан, угощайтесь, для наших у меня еще одна в запасе имеется, отвечал Сашка, изобразив на лице младенческую невинность и указав взглядом на приоткрытую дверь. Капитан понимающе хмыкнул.
Молодец, Касьяник. Спасибо. Хвалю! Можешь идти.
Курсант лихо откозырял и вышел, а ротный нежно погладил банку и бережно спрятал ее в пестрый пакет. Касьяник вернулся. На своих ногах. Без конвоя. И, насколько капитан мог судить, в Венгрии никаких происшествий не было. По такому случаю сам Бог велел Лыскину напиться вдрызг.

***PP

Гля, мужики! Кум приехал!
Ну, как Венгрия?
Давай, рассказывай!
Да погодите, дайте вздохнуть человеку!
Винограду наелся, Кумище?
А вина привез?
Привез. Кум водрузил на тумбочку сумку и вытащил из нее последний священный сосуд.
Фу Чо так мало-то, Кумище! сморщил нос Шушера.
Жмотина! фыркнул Клёц.
Кумище, бисов сын! Я тэбэ шо казав? Без канистры не вертайся! Це канистра по-твоему? грозно вопросил Лёха.
Мужики, ей-богу, не виноватый я! взмолился Сашка. Гадом буду канистру покупал! Десять литров! Под завязочку! Из горла плескало! Он выдержал театральную паузу, и тоном Гамлета из колхозного драмкружка продолжал: «Таможня берет добро, черти бы ее драли! Я канистру для безопасности в эти вот банки расфигачил, так сперва венгры одну увели и слова не сказали, потом нашу банду зеленых полчаса уламывал, чтобы оставили мне хоть парочку! Там же козел на козле сидит и козлом погоняет! А еще одну ротному пришлось презентовать ну вижу, что он уже откуда-то знает, так от греха подальше
Ладно, понятно, скучно отозвался Игореха. Хорошо, хоть это довез. Вечером разольем попробуем

***

Разлили. Попробовали. Первым пригубил Павлюк. Сперва была немая сцена. А потом
Кумище, мать твою! Ты что, издеваться над нами вздумал?
Сашка вытаращился на товарищей: Господи, что им опять не слава Богу?
На, попробуй! Клец сунул ему под нос помятую кружку. Это, что ли, твое вино?
Кум попробовал. Сел. Схватился за голову. Обвел казарму невидящим взглядом. Потом опустил голову и долго что-то шептал одними губами, судорожно сжав кулаки.
Сань, ты что? Саня! забеспокоились курсанты. Сашкец!
И Кум в ответ, будто кусок яблока с червяком, выплюнул лишь одно слово: «Венгры!»
Да что венгры? Давай, рассказывай толком!.. загалдела рота. Но тут Пашка Бодров, стоявший на шухере, выглянув в дверь, крикнул: «Батальонный идет!»
Должно быть, Пашка выкрикнул это громче, чем нужно, потому что подполковник ввалился злой, как черт, и сразу же, с порога, спросил, чем это рота изволит заниматься после отбоя. Как «подпол» узнал про вино тайна, покрытая мраком. Но, скорее всего, так же, как и ротный: слухом земля полнится! Вот только отнесся полковник к Кумовой миссии далеко не так благосклонно.
Первым удовольствием для подполковника Клёца было подловить подчиненного неважно, на чем. Он вошел, раздувая ноздри в предвкушении добычи, и сразу направился к столу.
Та-ак! Что пьем?
Да я из Венгрии соку привез, отчаянным усилием натянув на лицо улыбку, отвечал раздавленный горем Кум. Угощайтесь, товарищ полковник!
Соку, говорите? Ну, ну. Клецка нашел чистую кружку, налил до верха и протянул отцу. Тот попробовал. Курсанты за его спиной насилу удерживались от хохота. Подполковник надулся, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Допил сок, и молча ушел.

***P

И всё бы обошлось, если бы на следующий вечер кто-то на КПП случайно не стал свидетелем беседы веселого Лыскина с умиленным Кравчуком, предметом коей были Кумово хитроумие и чувство юмора: «Шутник, мать его! Ну это ж надо было додуматься сухачок закатать в баллоны из-под сока!» И пошло по казарме зловещее шушуканье

***

Ну всё, Кумище! Попался!
Держите крепче, а то удерет!
Это нам, значит, сочок, а начальству сухачок?!
Венгры его накололи! Щас обрыдаюсь, бедолажка ты мой!!
Нет, ну добро бы чужих нае..л, а то родную роту!
Каз-зёл ты, Кумище! Больше никто!
Валяй, командир, говори последнее желание: сейчас мы тебя бить будем!!PP
Ну, шо молчишь, Кум?!
А что с вами базарить, с дуроломами? Нате, бейте, если охота пришла! Всей ротой на одного, да еще и не виноватого! Нет, чтобы спасибо сказать Державшие Кума Пашка и Клец невольно ослабили хватку, ошалев от такой наглости. Сашка вырвался, но бежать не пытался стоял, скрестив руки на груди, что твой Бонапарт.
Это как прикажешь понимать насчет невиновного?! наконец спросил Пашка.
И насчет спасиба!! яростно выкрикнулP Клецка.

Кум усмехнулся: «Есть Бог на небесах это я всегда говорил!» И принялся объяснять: во-первых, накололи его, действительно, венгры-таможенники, больше некому!
Ну, сами судите, мужики: мне вас обманывать никакого расчета нету, я покупал вино, и перед тем, как платить, его попробовал, тут всё чисто. Наши крокодилы его подменить не могли они в сумку не лазили, я им две банки сам вытащил. А вот венгры, перед тем, как шмонать, нас из вагона всех высадили, а когда выходили, то несли сумку, да еще смеялись этак паскудно я сразу подумал: ну не иначе, с вещами чего-нибудь нахимичили! А они, выходит, банки мне подменили, да не все, то ли совесть у них есть, то ли ума нету!

Ну, допустим, что так, недоверчиво произнес Клец. Допустим, что ты не виноват. Ну, а спасибо-то за что?
Как это за что?! Кум поглядел на Клецку, как на идиота. Ротный с Кравчуком добрые-хорошие ходят мало тебе, что ли?
Ха, невидаль! скривился подполковничий сынуля. Ротный и без вина мужик неплохой!
Неплохой, с готовностью согласился Кум. Не то, что твой папочка, не в обиду тебе будь сказано, Игореха! А теперь, Сашка, хитро прищурившись, медленно оглядел курсантов, толпившихся вокруг него и всё еще жаждавших его крови, представьте себе, господа офицеры: припер я вам такую же банку, как ротному, открываете вы ее а тут товарищ подполковник на огонек заходит, и просит сочку попробовать! И здравствуй, армия родная, я твой вечный рядовой!

Курсанты задумались И по их лицам Сашка понял, что темная ему не грозит. По крайней мере, сегодня

22 сентября 2004г.

Tweet


10 последних статей в разделе Полигон

18.02.2008 Сделка
23.01.2008 Hopelessness
19.11.2007 Я хочу написать Ваш портрет
06.11.2007 Гримаски маски или Случай в Риме
24.10.2007 Пластилиновая крепость, оловянные солдаты
15.10.2007 Изгоняя комплексы. Часть 1
08.10.2007 Зверь
07.09.2007 Неискуплённое
30.07.2007 Город пылающих каруселей (часть 2)
10.07.2007 Камин

Все статьи раздела Полигон >>