Наташа Ростова была капризной сукой
текст: АБС25.07.2007
Школьная программа по литературе мало кому доставляет радость. Рекомендуемые классики кажутся нудными, скучными и вызывают дикое отторжение. Разумеется, не каждому удается поумнеть с годами. Но если поумнеть удалось, то вновь перечитанные «зануды» из школьной программы дарят ошеломляющие открытия. Эх, и дураки же мы по-детству были
Наташа Ростова была капризной сукой
Ну вот, например, овеянная тысячами критических разборов, Наташа Ростова. «Графинюшка». Помните, как училки нудно долбили: «Наташа Ростова одна из самых любимых героинь самого Льва Толстого, его идеал женщины». Приглядимся к идеалу, чего ж..
«Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать? Pподумала Наташа. Да, Никита, сходи пожалуйста... куда бы мне его послать? Да, сходи на дворню и принеси пожалуйста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса»
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.PБуфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда-нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них»P
«Война и мир» вообще наводит на разного рода размышления. То ли мы такие испорченные, то ли и в те времена ничто человеческое народу было не чуждоP
«С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе...»
«... сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
Нет! вскрикнул он, вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
Хорошо, хорошо, сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте»
Свидригайлов стал бы пикапером
Свидригайлов из «Преступления и наказания» Достоевского в наше время стал бы пикапером, и проблем бы у него почти не было. Кроме одной тяги кP несовершеннолетним девочкам. Однако нынче несовершеннолетние девочки такие пошли, что он бы от них лопатой не отмахался. Мужик то был при деньгах и располагающем профиле.P
«PТолько что похоронили Марфу Петровну?
PНу да,P улыбнулся с побеждающею откровенностию Свидригайлов. Так что ж? Вы, кажется, находите что-то дурное, что я о женщинах так говорю?
PТо есть нахожу я или нет дурное в разврате?
PВ разврате! Ну вот вы куда! А впрочем, по порядку прежде отвечу вам насчет женщины вообще; знаете, я расположен болтать. Скажите, для чего я буду себя сдерживать? Зачем же бросать женщин, коли я хоть до них охотник? По крайней мере, занятие.
PТак вы здесь только на разврат один и надеетесь?
PНу так что ж, ну и на разврат! Дался им разврат. Да люблю, по крайней мере, прямой вопрос. В этом разврате, по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже на природе и не подтвержденное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови прерывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть, не так скоро зальешь. Согласитесь сами, разве не занятие в своем роде?
PЧему же тут радоваться? Это болезнь, и опасная.
PА, вот вы куда! Я согласен, что это болезнь, как и все переходящее через меру,P а тут непременно придется перейти через меру,P но ведь это, во-первых, у одного так, у другого иначе, а во-вторых, разумеется, во всем держи меру, расчет, хоть и подлый, но что же делать?...»
«Я, конечно, все свалил на свою судьбу, прикинулся алчущим и жаждущим света, и, наконец, пустил в ход величайшее и незыблемое средство к покорению женского сердца, средство, которое никогда и никого не обманывает и которое действует решительно на всех до единой, без всякого исключения. Это средство известное лесть. Нет ничего в мире труднее прямодушия, и нет ничего легче лести. Если в прямодушии только одна сотая доля нотки фальшивая, то происходит тотчас диссонанс, а за ним скандал. Если же в лести даже все до последней нотки фальшивое, и тогда она приятна и слушается не без удовольствия; хотя бы и с грубым удовольствием, но все-таки с удовольствием. И как бы ни груба была лесть, в ней непременно, по крайней мере, половина кажется правдою. И это для всех развитий и слоев общества. Даже весталку можно соблазнить лестью. А уж про обыкновенных людей и говорить нечего. Без смеху не могу себе припомнить, как один раз соблазнял я одну, преданную своему мужу, своим детям и своим добродетелям, барыню. Как это было весело и как мало было работы! А барыня действительно была добродетельна, по крайней мере, по-своему. Вся моя тактика состояла в том, что я просто был каждую минуту раздавлен и падал ниц пред целомудрием. Я льстил безбожно, и только что, бывало, добьюсь пожатия руки, даже взгляда, то укоряю себя, что это я вырвал его у нее силой, что она сопротивлялась, что она так сопротивлялась, что я наверное бы никогда ничего не получил, если б я сам не был так порочен; что она, в невинности своей, не предусмотрела коварства и поддалась неумышленно, сама того не зная, не ведая, и прочее, и прочее. Одним словом, я достиг всего, а моя барыня оставалась в высшей степени уверена, что она невинна и целомудренна и исполняет все долги и обязанности, а погибла совершенно нечаянно. И как же она рассердилась на меня, когда я объявил ей в конце, что по моему искреннему убеждению, она точно так же искала наслаждений, как и я...»
Желтая пресса родилась во времена Бабеля
Совершенно несправедливо укорять нынешние СМИ в смаковании жестокости и насилия. Бытописание преступлений без всякой нравственной оценки началось еще со времен гражданской войны в России. Исаак Бабель, «Конармия», читаем-балдеем
«Квартира мне попалась у рыжей вдовы, пропахшей вдовьим горем. ЯPумылся с дороги и вышел наP улицу.PНаPстолбахP виселиPобъявленияPоPтом,Pчто военкомдивPВиноградовPпрочтетP вечеромPдокладPо ВторомPконгрессе Коминтерна. Прямо перед моими окнами несколькоPказаков расстреливалиPза шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался.
Тогда Кудря из пулеметной команды взял его голову и спрятал ее у себяPпод мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжалPи осторожно зарезал старика, не забрызгавшись. Потом он стукнулPвPзакрытую раму.
Если кто интересуется, сказал он, нехай приберет. Это свободно...
И казаки завернули за угол. Я пошел за ними следом иPсталPбродитьPпо Берестечку. Больше всего здесь евреев, а на окраинахP расселилисьPрусские мещане-кожевники. Они живут чисто, в белых домиках заPзелеными ставнями. Вместо водки мещане пьют пиво или мед, разводят табакPвPпалисадничкахPи курят его из длинных гнутых чубуков, как галицийские крестьяне»
«Пробираюсь вPЛешнюв, гдеPрасположилсяPштабPдивизии.PПопутчикP мой по-прежнему Прищепа молодойPкубанец, неутомительныйPхам,Pвычищенный коммунист, будущий барахольщик, беспечный сифилитик,PнеторопливыйP враль. На нем малиновая черкеска из тонкого сукна и пуховый башлык, закинутый заспину. По дороге он рассказывал о себе...
Год тому назад Прищепа бежал от белых. В отместку они взяли заложниками его родителей и убили ихP вP контрразведке.PИмуществоPрасхитилиPсоседи. Когда белых прогнали с Кубани, Прищепа вернулся в родную станицу.
Было утро, рассвет, мужичий сон вздыхалP вPпрокисшейP духоте.PПрищепа подрядил казенную телегу и пошелPпоPстаницеPсобиратьPсвоиPграммофоны, жбаны для кваса и расшитые матерью полотенца. Он вышел на улицу вPчерной бурке, с кривым кинжалом за поясом; телега плелась сзади. Прищепа ходил от одного соседа к другому,PкроваваяPпечатьPегоPподошвPтянулась заPним следом. В тех хатах, где казак находил вещиPматериPилиPчубукPотца,Pон оставлялPподколотыхPстарух,Pсобак,PповешенныхPнад колодцем,PPиконы, загаженные пометом. Станичники,PраскуриваяP трубки,PугрюмоP следилиPего путь. Молодые казаки рассыпались в степи и велиPсчет.PСчетPразбухал,Pи станица молчала.
Кончив, Прищепа вернулся в опустошенныйPотчийPдом.PОн расставил отбитую мебель в порядке, который был ему памятен сPдетства,Pи послал за водкой. Запершись в хате, он пил двое суток, пел, плакал и рубил шашкой столы.PНа третью ночь станица увиделаPдымPнадPизбойPПрищепы. ОпаленныйPи рваный, виляя ногами, он вывел из стойла корову, вложил ей в рот револьвер и выстрелил. Земля курилась под ним, голубое кольцоPпламениP вылетелоPиз трубы и растаяло, в конюшне зарыдал оставленныйP бычок.PПожарPсиял,Pкак воскресенье. Прищепа отвязал коня, прыгнул в седло, бросил вP огоньP прядь своих волос и сгинул...»
Нас не догонишь
Что совершенно не изменилось, так это уже привычное обливание России и русских дерьмом и помоями. Мол, на Западе и в просвещенных Европах все прекрасно, а у насP в «Рашке»P шибко нехорошо. Русским быть как-то немодно и даже, пожалуй, стыдно. Слава Богу, и тогда находились люди, умеющие затыкать либерастам варежки.
Николай Лесков, «Железная воля»P
P«Мы во всю мочь спорили, очень сильно напирая на то, что у немцев железная воля, а у нас ее нет и что потому нам, слабовольным людям, с немцами опасно спорить и едва ли можно справиться. Словом, мы вели спор, самый в наше время обыкновенный и, признаться сказать, довольно скучный, но неотвязный. Из всех из нас один только старик Федор Афанасьевич Вочнев не приставал к этому спору, а преспокойно занимался разливанием чая; но когда чай был разлит и мы разобрали свои стаканы, Вочнев молвил:
Слушал я, слушал, господа, про что вы толкуете, и вижу, что просто вы из пустого в порожнее перепускаете. Ну, положим, что у господ немцев есть хорошая, твердая воля, а у нас она похрамывает, все это правда, но все-таки в отчаяние-то отчего тут приходить? Ровно не от чего.
Как не от чего? И мы и они чувствуем, что у нас с ними непременно будет столкновение.
Ну что же такое, если и будет?
Они нас вздуют.
Ну, как же!
Да разумеется, вздуют.
Полноте, пожалуйста: не так-то это просто нас вздуть.
А отчего же не просто: не на союзы ли вы надеетесь? Кроме авоськи с небоськой, батюшка мой, не найдется союзов.
Пускай и так, только опять: зачем же так пренебрегать авоськой с небоськой? Нехорошо, воля ваша, нехорошо. Во-первых, они очень добрые и теплые русские ребята, способные кинуться, когда надобно, и в огонь и в воду, а это чего-нибудь да стоит в наше практическое время.
Да, только не в деле с немцами.
Нет-с: именно в деле с немцем, который без расчета шагу не ступит и, как говорят, без инструмента с кровати не свалится; а во-вторых, не слишком ли вы много уже придаете значения воле и расчетам? Мне при этом всегда вспоминаются довольно циничные, но справедливые слова одного русского генерала, который говорил про немцев: какая беда, что они умно рассчитывают, а мы им такую глупость подведем, что они и рта разинуть не успеют, чтобы понять ее. И впрямь, господа; нельзя же совсем на это не понадеяться.
Это на глупость-то?
Да, зовите, пожалуй, глупостью, а пожалуй, и удалью молодого и свежего народа.
Ну, батюшка, это мы уже слышали: надоела уже нам эта сказка про свежесть и тысячелетнюю молодость.
Что же? и вы мне тоже ужасно надоели с этим немецким железом: и железный-то у них граф, и железная-то у них воля, и поедят-то они нас поедом. Тпфу ты, чтобы им скорей все это насквозь прошло! Да что это вы, господа, совсем ума, что ли, рехнулись? Ну, железные они, так и железные, а мы тесто простое, мягкое, сырое, непропеченное тесто, ну, а вы бы вспомнили, что и тесто в массе топором не разрубишь, а, пожалуй, еще и топор там потеряешь.
Ага, это вы насчет старинного аргумента, что, мол, мы всех шапками закидаем?
Нет, я совсем не об этих аргументах. Таким похвальбам я даю так же мало значения, как вашим страхам; а я просто говорю о природе вещей, как видел и как знаю, что бывает при встрече немецкого железа с русским тестом.
Верно, какой-нибудь маленький случай, от которого сделаны очень широкие обобщения.
Да, случай и обобщения; а только, по правде сказать, не понимаю: почему вы против обобщения случаев? На мой взгляд, не глупее вас был тот англичанин, который, выслушав содержание «Мертвых душ» Гоголя, воскликнул: «О, этот народ неодолим». «Почему же?»P говорят. Он только удивился и отвечал: «Да неужто кто-нибудь может надеяться победить такой народ, из которого мог произойти такой подлец, как Чичиков».
Мы невольно засмеялись и заметили Вочневу, что он, однако, престранно хвалит своих земляков, но он опять сделал косую мину и отвечал:
Извините меня, вы все стали такая не свободная направленская узость, что с вами живому человеку даже очень трудно говорить. Я вам простое дело рассказываю, а вы сейчас уже искать общий вывод и направление. Пора бы вам начать отвыкать от этой гадости, а учиться брать дело просто; я не хвалю моих земляков и не порицаю их, а только говорю вам, что они себя отстоят,P и умом ли, глупостью ли, в обиду не дадутся»
Несовременно, говорите?
И все же, главным горем для нынешних абитуриентов и студентов, остается архаичность языка, на котором изъяснялись классики. Причем слово «архаичность» за трудностью произношения, Митрофанушками инет-поколения также почти не употребляется. Предпочитают говорить, что писали «непонятно». А чего непонятного-то? И в те времена народ стихами тошнило...
«Поэты много об орлах в стихах пишут, и всегда с похвалой. И стати у орла красоты неописанной, и взгляд быстрый, и полет величественный. Он не летает, как прочие птицы, а парит; сверх того: глядит на солнце и спорит с громами. А иные даже наделяют его сердце великодушием. Так что ежели, например, хотят воспеть в стихах городового, то непременно сравнивают его с орлом. «Подобно орлу, говорят, городовой бляха N такой-то высмотрел, выхватил и, выслушав, простил». Я сам очень долго этим панегирикам верил. Думал: «Ведь, в самом деле, красиво! Выхватил... простил! Простил?!» вот что в особенности пленяло. «Кого простил? мышь!! Что такое мышь?!» И я бежал впопыхах к кому-нибудь из друзей-поэтов и сообщал о новом акте великодушия орла. А друг-поэт становился в позу, с минуту сопел, и затем его начинало тошнить стихами: но однажды меня осенила мысль. «С чего же, однако, орел «простил» мышь? Бежала она по своему делу через дорогу, а он увидел, налетел, скомкал и... простил! Почему он «простил» мышь, а не мышь «простила» его?» Дальше больше. Стал я прислушиваться и приглядываться. Вижу: что-то тут неблагополучно. Во-первых, совсем не затем орел мышей ловит, чтоб их прощать. Во-вторых, ежели и допустить, что орел «простил» мышь, то, право, было бы гораздо лучше, если б он совсем ей не интересовался. И, в-третьих, наконец, будь он хоть орел, хоть архиорел, все-таки он птица. До такой степени птица, что сравнение с ним и для городового может быть лестно только по недоразумению».
Салтыков-Щедрин. «Орел-меценат». Хоть сейчас наPлюбой форум вывешивай.
Tweet
24.12.2010 Еда, напитки и зрелища
06.12.2010 Золотая вилка-2011: к старту готовы!
08.09.2010 Летние рестораны и террасы получили «Золотые вилки»
24.08.2010 Битва на шейкерах
04.08.2010 Большой еде большую воду!
20.07.2010 Россияне насолили огурцов
30.07.2008 Тёма Лебедев в Челябинске
03.07.2008 Уральские Мастера найдут выход из любой ситуации
17.04.2008 Страшные дни как бороться?
09.01.2008 5 железных признаков того, что вам врут
Все статьи раздела Общество >>